– Мама, расскажи, как ты жила все это время.

– Да, мама, расскажи Чиро, где ты жила, – поддержал его Эдуардо.

– Я работала в монастыре в Монтикьяри-Фонтанелле на озере Гарда.

Как же близко она находилась от них! Живя в Сан-Никола, он легко мог бы запрячь повозку и съездить на озеро Гарда. А ему казалось, что мать утеряна безвозвратно, что дороги к ней не найти.

– Я была слишком больна, чтобы вернуться к вам, мальчики. А когда почувствовала себя лучше, ты, Чиро, был уже в Америке, а Эдуардо принял сан. Сестры мало мне о вас рассказывали, они боялись, что я попытаюсь сбежать из больницы. Они говорили, чтобы я представляла вас здоровыми, счастливыми, под опекой добрых монахинь. Так я и справлялась. Я молилась о даровании здоровья и сил, чтобы мы смогли однажды снова быть вместе.

– Мама, ты никогда больше не будешь одна. Я поселю тебя рядом со мной, и мы будем видеться очень часто, – пообещал Эдуардо.

Катерина села на диван, попросила сыновей сесть рядом, взяла их за руки.

– У нас с Эдуардо впереди много лет, которые мы проведем вместе. А у тебя, Чиро, я прошу прощения. Мы потеряли целую жизнь. И это моя вина. Повсюду я вижу сильных женщин, у некоторых по шесть, семь детей, и я поражаюсь им. Я же оказалась слабой. Но я знала, что в монастыре сестры станут учить вас, разовьют ваши таланты, как сделала бы я сама, найдись у меня силы. Однако после смерти вашего отца я не смогла справиться с болью. Вокруг были лишь холод и мрак, я не видела выхода.

В тот вечер братья Ладзари и их мать ели на ужин касуэлу, тушеную свинину с луком, капустой, сельдереем и морковью в густом бульоне, подававшуюся со свежим хлебом. Чиро показал матери фотографии Антонио и Энцы. Рассказал о подруге жены, Лауре, которая работала в Метрополитен-опера, и о том, что они с Энцей близки как сестры. О малыше Генри он тоже рассказал.

Но когда мать спросила Чиро о его собственном здоровье, у него не хватило духу сообщить, что умирает. Пусть уж это сделает брат, священник. Чиро хотел, чтобы этот вечер для его матери стал вечером чистого счастья.

Чиро лег на кровати, Эдуардо, как в детстве, устроился рядом на полу. И неважно, что они были уже не мальчиками, а зрелыми мужчинами. Близость, служившая им утешением, никуда не исчезла.

– Эдуардо, что думаешь о маме?

– Если она осознает, что сделала, то просто этого не выдержит.

– Но она кажется такой разумной!

– Она такая и есть. Так она пытается доказать нам, что сильная.

– Мама даже не заплакала, когда смотрела на рисунок с папиного надгробия.

– Она все еще на него сердится.