– Я люблю, когда получается ровный шов на куске хорошей кожи. Люблю шить обувь. Люблю полировать пару ботинок, которые только что починил, покрывать их лимонным воском, чтобы они пахли свежестью. Мне будет не хватать занятий любовью с тобой. Мне будет не хватать нашего сына, потому что он напоминает мне о тебе.

– Мне бы хотелось, чтобы ты помолился, Чиро.

– Я не могу.

– Пожалуйста.

– В Камбре я часто беседовал с товарищем, которого очень уважал. Его звали Хуан Торрес, у него была жена и три дочери. Родом из Пуэрто-Рико. Он часто рассказывал про одну из своей дочерей. Ее звали Маргаритой. Всякие смешные истории.

– Ты говорил о нем, дорогой. Но ни разу не рассказал, как он умер.

– Однажды ночью мы вот так болтали, и вдруг вдали начало грохотать. Это были танки. И Хуан встал, чтобы посмотреть. Мы настолько увлеклись беседой, что попросту забыли, где находимся, забыли, что мы в окопе и вокруг война. И в этот миг его подстрелили. После войны, по дороге в Рим, я написал Маргарите и рассказал, что самые последние слова отца были о ней. Я не могу молиться Богу, прося о своем спасении, когда другие такой роскоши не имели.

– Папа! – В дверях стоял Антонио. Он посмотрел на отца, на мать, в глазах застыл вопрос.

Чиро похлопал по одеялу:

– Здесь и для тебя хватит места.

Антонио сбросил обувь и улегся рядом с отцом. Энца перегнулась через хрупкое тело Чиро и взяла сына за руку. Чиро накрыл их ладони своей.

Счастливая доля единственного ребенка: неважно, сколько ему лет, в кровати родителей всегда найдется для него место.

– Антонио, будь добр к своей матери.

– Буду.

– Мой брат всегда поможет тебе, если в этом будет необходимость. Напиши ему.

– Напишу, папа.

– Я горжусь тобой.

– Знаю.

– Не могу поверить, что из всех ангелов небесных Бог решил послать мне именно тебя. Я счастливейший человек.

Антонио поуютнее прижался к отцу, как делал, когда был маленьким. Уткнулся лицом ему в шею.