В этом месте шахта такая узкая, что бедра едва-едва проходят. А что, если лестница упадет? Что, если, когда я достигну дна, в камере не хватит воздуха для нас двоих? Что, если…

– Дон, – говорит Уайетт, – я хочу, чтобы ты меня послушала.

– Я вся внимание, – хриплю я.

– Спустись еще на одну ступеньку.

Я едва заметно киваю, и моя нога соскальзывает. От стены отскакивает кусок известняка и падает на дно. Уайетт чертыхается, когда каменная крошка задевает его по лицу.

– Ты когда-нибудь слышала об Арчи Холле? – спрашивает Уайетт.

– Нет. – Пытаясь нащупать ногой следующую ступеньку, я жду его ответа.

– Он был эпиграфистом Чикагского университета в шестидесятых или семидесятых годах, – говорит Уайетт так, будто мы ведем непринужденную беседу за чашечкой кофе, а не рискуем быть похороненными заживо. – Если честно, поверить не могу, что ты никогда о нем не слышала. Ты что, из семейства Гриффин?[12]

Я делаю еще один неуверенный шаг вниз.

– Нет, не из грифонов. Нашим талисманом была птица феникс.

– Кто бы сомневался! Так или иначе, Холл транскрибировал надписи в Карнакском храме или, возможно, в Мединет-Абу. Точно не помню. Не желая лазить вверх-вниз по стремянке, чтобы переместиться к следующей надписи на стене, которую нужно прочесть, он цеплялся за верхние ступеньки стремянки и в прыжке передвигал ее в горизонтальном направлении, словно гигантские ходули.

Шаг. Еще один. Носок моего ботинка касается известняка, вниз сразу сыплется каменная пыль.

– Дон?

– Я все еще тут.

– Итак, Холл не понимал, что стремянка стоит на колонне, и в какой-то момент, когда он подпрыгнул, стремянка упала с высоты одного фута.

Я прекращаю спуск:

– Какого черта ты говоришь это прямо сейчас?

– Холл сломал себе обе пятки, зацепившись каблуком за перекладину, – беспечно отвечает Уайетт, а у меня такое чувство, будто я дышу в тростниковую трубку. – Знаешь, в чем тут прикол?

– Без понятия.

Я делаю еще один шаг вниз и чувствую на щиколотке руку Уайетта.