Его рука такая твердая, уверенная и теплая, что я позволяю ему поддерживать меня, пока не оказываюсь на твердой земле.

Уайетт направляет головной фонарь так, чтобы он не бил мне в глаза:

– А прикол вот в чем. О чем он думал, надевая в храм ботинки с каблуком?

Внизу едва хватает места для двоих.

– Все нормально? – шепчет Уайетт.

– Нормально.

Мы стоим лицом друг к другу, тесно прижавшись. Затем неловко перемещаемся, пока я не оказываюсь сзади – грудью к спине Уайетта. Если он присядет на корточки, места будет немного больше: именно этот участок стены последние несколько дней укрепляли досками. Непосредственно за ними находится сама погребальная камера, вход в которую заложен небрежно наваленными друг на друга глыбами известняка.

– Мне нужен свет, – приказывает Уайетт.

Я делаю все возможное, чтобы направить луч своего головного фонаря туда, где Уайетт, скрючившись, ощупывает края известняка. Уайетт с кряхтением пытается откатить каменную глыбу. Я вижу, как от неимоверных усилий гнется спина, натягивая рубашку. Но только я собираюсь предложить, чтобы нам скинули лом, как камень слегка поддается. Мы чувствуем на себе жаркое, сухое дыхание тысячелетий.

Уайетт расширяет отверстие настолько, чтобы туда можно было влезть, поправляет головной фонарь и вползает в туннель. Я следую по пятам. Камни врезаются в ладони, низкий свод царапает спину. Туннель страшно узкий, но – слава богу! – короткий. Уайетт останавливается, мешая обзору.

– Ты что-нибудь видишь?

С минуту он молчит, а потом отвечает своеобразным реверансом в сторону Говарда Картера, повторив слова, произнесенные Картером, когда тот, впервые заглянув в погребальную камеру Тутанхамона, услышал от лорда Карнарвона аналогичный вопрос.

– Да, – говорит Уайетт. – Чудесные вещи.

– А там есть саркофаг?

– Есть. Причем нетронутый.

Он выползает из туннеля в более просторное помещение вырубленной в камне гробницы. Головной фонарь освещает деревянный ящик, занимающий практически все свободное пространство. Поверхность ящика побелела от многовекового известкового налета. На деревянной крышке установлены три фигурки, не менее пыльные, чем сам ящик, с проглядывающими яркими красками. Похоже, под тонким слоем пыли скрывается строка декоративных иероглифов на крышке внешнего саркофага – символы, оправдывающие пятнадцать лет поисков Уайетта.

Джехутинахт.

Мне, как и всем остальным, до смерти хочется узнать, что находится в саркофаге, но наша первоочередная задача – описать и задокументировать архитектуру гробницы. Применение классических методов – типа тех, какими мы пользовались в аспирантуре, – всегда занимало кучу времени. Сперва в гробницу заходит инспектор Службы древностей, затем мы с Альберто меняемся с ним местами, чтобы Альберто и Уайетт могли создать основную планиметрию. Измерив помещение с помощью лазерного дальномера и угломера, они должны нарисовать план погребальной камеры на айпаде. Альберто проводит сканирование, а Уайетт, находясь наверху, вычисляет глубину и ориентацию гробницы на карте. В течение нескольких часов я работаю курьером, осуществляя связь между Альберто и Уайеттом всякий раз, как у них возникают какие-либо затруднения, и к концу рабочего дня мы уже имеем трехмерную реконструкцию погребальной камеры. И только после этого перемещением отдельных предметов начинает заниматься хранительница древностей Сафия, которая вносит их в журнал и заворачивает, чтобы можно было поднять наверх. Работа кропотливая, но создает праздничное настроение.