– Ну а если звенит в обоих ушах? – спрашивает Уайетт.

– Значит, у тебя мигрень, – ухмыляюсь я.

Мы стоим возле погребальной шахты, откуда нас выгнал рев генератора. Тем временем Альберто обходит погребальную камеру, фотографируя саркофаг под различными углами. Омар, наш инспектор, доверяет Альберто, а потому разрешает ему находиться в погребальной камере одному, без присмотра. Источником света для Альберто служит аккумуляторная вспышка, загорающаяся каждый раз, как он делает снимок, и после каждого щелчка камеры на планшете Уайетта появляется новая фотография.

Заглянув в темную шахту, я засекаю очередную вспышку и вижу очередное фото.

– Но почему это должно занимать целую вечность? – спрашиваю я.

– А знаешь, сколько времени ушло у Картера на расчистку гробницы Тутанхамона? – отвечает вопросом на вопрос Уайетт. – Десять лет. Он все пронумеровал. Все сфотографировал. Все зарисовал. Лично я искал эту гробницу пятнадцать лет. И если кому и положено проявлять нетерпение, так это мне.

Вокруг гробницы по-прежнему толчется уйма народу. Но вот одного человека определенно не хватает.

– Дейли. – Порывшись в глубинах памяти, я нахожу имя, которое в свое время называл Джо. – А почему здесь нет твоего денежного мешка?

Трудно представить, чтобы спонсор археологической экспедиции не захотел бы присутствовать при столь значительном открытии. Уайетт резко вскидывает голову, его щеки становятся пунцовыми.

– Как мне сказали, из-за забастовки авиаработников в Италии.

– А разве твой спонсор итальянец? – интересуюсь я, но Уайетт не успевает ответить, так как нас зовет Альберто.

Настало время открывать саркофаг.

Раскачиваясь из стороны в сторону, мы быстро спускаемся по веревочной лестнице: сперва Уайетт, за ним – я, за мной – Сафия, хранительница, и, наконец, инспектор Омар. В камере всем точно не поместиться. Плюс шестерым рабочим предстоит поднимать крышку внешнего саркофага, что они и обсуждают в данный момент с Уайеттом. Поэтому инспектор предлагает подождать наверху. Пот струится по моему лицу, стекая за воротник рубашки. Температура в этом каменном мешке не меньше ста градусов по Фаренгейту, воздух вообще не движется. Вентиляторы для улучшения циркуляции, естественно, под запретом. То, что хорошо для сохранения артефактов, плохо для нас, поскольку создает нам реально адские условия для работы.

Абду предлагает оптимальный план, после чего Уайетт с рабочими поднимают массивную крышку и ставят ее набок. В тусклом рассеянном свете – максимум, что можно было выжать из хрипящего генератора, – я вижу внутренний саркофаг из кедра, очень похожий на тот, который мы, будучи аспирантами, рассматривали в Музее изящных искусств Бостона. Мне пока не удается обнаружить каких-либо индивидуальных отличий, но я точно могу сказать, что краски здесь гораздо ярче, чем на внешнем саркофаге.