– Тогда зачем напоминать ему, что он тебя любит, а потом его оставлять? Снова.

Я, собственно, не рассматривала вопрос с такой точки зрения, хотя это было именно то, что я собиралась сделать.

– Я думала, ты злишься на меня, а не на него, – бормочу я.

– Полагаю, сейчас я уже злюсь на вас обоих.

Пару минут мы просто сидим и молча пьем. Затем Альберто поднимает на меня глаза:

– Ты наверняка знаешь, что древние греки верили, будто люди изначально имели две головы и два туловища. Но Зевс, испугавшись, что они могут стать слишком могучими, разделил их надвое. Чтобы они не досаждали ему, а провели остаток жизни в поисках второй половинки.

– Родственной души, – уточняю я.

– А ты веришь, что каждому из нас предназначен судьбой один-единственный человек и мы должны прошерстить семь миллиардов жителей земли, чтобы его найти?

– Нет. Думаю, за время жизни мы можем любить больше одного человека. Первый учит нас, что такое любовь, даже если она не вечна. – Уайетт. – А второй делает вас лучше, а вы делает лучше его. – Брайан.

– Но есть еще и последний, – добавляет Альберто. – Тот, на кого ты не можешь наглядеться, но кто видит тебя насквозь.

Если судить по тем людям, которых я видела у постели пациентов хосписа, то описание очень точное. Твоей родственной душой может быть супруг, а может быть ребенок. Лучший друг и даже доула смерти. Короче, тот, кто держит тебя за руку на смертном одре.

Альберто ставит на стол пустую кружку:

– Я не знаю, кто ты и чем занималась все это время. Но я видел, как он начинал фразу, а ты заканчивала, и он всегда наперед знал, что́ именно ты сейчас скажешь, словно вы близнецы со своим тайным языком. Я вижу, как вы смотрите друг на друга – будто хотите залезть друг другу не под одежду, а прямо под кожу. Дон, по-моему, все очень просто. Реши для себя, с кем ты хочешь быть в свой последний час. Ладно, я пошел спать. И не лезь, на хрен, в мой компьютер! – Альберто встает и идет к двери, но на пороге оборачивается. – Думаю, с его стороны было свинством не сказать тебе о ней. Но это я так, к сведению.

Мама обычно говорила, что, если в доме скопилась плохая энергия, нужно поставить на холодильник стакан с водой, чтобы поглотить негатив, и когда на следующий день вы выльете воду в раковину, то твои беды разом исчезнут. Чтобы подстраховаться, я тащусь на кухню, наливаю воду в пластиковый стаканчик и ставлю его на допотопный замызганный холодильник. После чего наливаю второй стаканчик, чтобы взять с собой.

Но сперва я захожу на склад. Там темно, приходится включить единственную рабочую лампу, которая льет тусклый свет во внутренности саркофага, стоящего на козлах. Я живо представляю, как Уайетт, рискуя порвать на спине рубашку, склоняется над саркофагом, чтобы прочесть текст на днище. Луч света озаряет нарисованные на саркофаге peret kheru – подношения богам. Есть особая прелесть в простодушной вере в то, что если озвучить желание, то оно непременно сбудется.