– В таком случае ты должна быть в курсе, что я не обязан отчитываться перед тобой, чем занимался последние пятнадцать треклятых лет! – орет Уайетт.

Хочется его ударить. Хочется его обнять.

– Но ты позволил мне думать, что… – Проглотив конец фразы, я начинаю ковырять ботинком песок.

Уайетт берет меня за подбородок и пристально всматривается в мое лицо.

– Думать – что? – спрашивает он так ласково, что это буквально рвет мне душу.

– Думать, что я тебе небезразлична.

– Так и было, – отвечает Уайетт. – Так и есть, Олив.

Он запечатывает мой рот поцелуем, а я, вцепившись ему в плечи, судорожно притягиваю к себе. Руки Уайетта впиваются в мои волосы, срывают с меня шляпу, расплетают косу. Ветер неистовствует вокруг нас, словно мы породили стихию.

Когда мы размыкаем объятия, задыхающиеся и возбужденные, Уайетт прижимает свой лоб к моему.

– Ты пропала, – произносит он с надрывом в голосе. – Когда все мои письма остались без ответа, я пытался тебя разыскать. Но ты словно исчезла с лица земли.

Дон Макдауэлл действительно исчезла. Она стала миссис Брайан Эдельштейн.

– А ты знаешь, почему я так упорно искал гробницу Джехутинахта?

– Да, – отвечаю я.

– О’кей, честный ответ, – смеется Уайетт. – А еще я надеялся, что, если открытие будет достаточно громким, ты о нем непременно услышишь.

– И что сделаю?

– Ну я не знаю. Ты рассказала ему обо мне? – Уайетт ловит мой взгляд и, увидев, что я качаю головой, уточняет: – А почему нет?

Я не знаю, как объяснить это простыми словами. Быть может, потому что я как-никак любила Брайана и мне хотелось его оградить. Если ты не станешь рассказывать мужчине, что частица твоего сердца осталась в другом месте, он не станет ее искать.

Но тут есть и другая причина: поскольку я категорически не желала ни с кем делиться Уайеттом, он был моим и только моим. Рассказать мужу об Уайетте означало предать свою первую любовь.

Я глажу Уайетта по колючей щеке. Утром он не успел побриться до приезда Ани. Похоже, мы думаем об одном, так как Уайетт говорит:

– Если хочешь, я ей все расскажу.