Вижу Мерит в момент появления на свет: кислород окрашивает ее фарфоровую кожу, словно первыми лучами солнца.
Вспоминаю, как Брайан наклоняется над столом с голубой скатертью и, с трясущимися руками, просит меня стать его женой, будто мы уже целый год не спали вместе.
А еще я воскрешаю в памяти глаза Уайетта после авиакатастрофы, когда больничные стены вдруг стали надвигаться и я упала на пол, не в силах пошевелиться. Уайетт наклонился надо мной, целиком заполнив поле зрения. В ушах у меня звенело, но я прочла по губам:
– Тебя, – выдохнула я, и это было мое последнее слово, когда я думала, что умираю.
Через неделю после моего возвращения в Бостон Кайран приезжает ко мне снять швы. Уайетт в отеле разговаривает по телефону с Мостафой, директором Службы древностей. Брайан на работе. После ухода Кайрана Мерит находит меня в ванной, где я рассматриваю в зеркале свой шрам. Облезлая коса оставшейся половины волос змеится по плечу.
Геродот описывал, как примерно в 499 году до н. э. Гистией, тиран греческого города Милета, решил помочь малоазиатским грекам, восставшим против персов. Он вытатуировал послание на выбритой голове раба, которого через несколько месяцев отправил к своему сообщнику с указанием побрить рабу голову и прочесть послание.
И даже когда выбритая сторона моей головы снова зарастет, я буду знать, что под волосами скрывается история.
– Ничего, волосы не нога, отрастут, – говорит Мерит, разглядывая намечающуюся щетину вокруг шрама на моей голове.
– Ага, – отвечаю я. – Со временем.
Неожиданно Мерит хватает меня за руку, заставляет выйти из ванной и тащит вниз по лестнице к выходу, по дороге прихватив мою сумочку.
– Что мы делаем? – спрашиваю я.
– Доверься мне.
Мы живем в Бруклайне, в паре кварталов от Кулидж-Корнер. Мерит ведет меня мимо центрального квартала в салон, где я дважды в год делаю мелирование. Моя парикмахерша Шивон поворачивается на звук дверного колокольчика, и у нее отвисает челюсть.