Я кивнула.
Она направилась к выходу и сжала пальцами развевающуюся занавеску. Ее голос стал еще тише, и я напряглась, чтобы расслышать ее слова.
– Ты должна сделать для меня еще кое-что.
– Что?
– Притворись, что любишь своего дядю.
Я отшатнулась, не в силах скрыть дрожь во всем теле.
– Но…
– Сделай это, Инес, – сказала
На Ниле наступило великолепное утро. Лавандовые полосы протянулись от одного конца реки, предвещая огненный восход солнца. Цапли белыми точками усыпали берега, рыбаки направлялись за дневным уловом. Я широко зевнула, смахивая с глаз песок. Всю ночь я не спала. Задернув занавеску, я потянулась, наслаждаясь утренней прохладой.
Все остальные встали рано.
Половина команды молилась вместе с восходящим солнцем: зрелище, знакомое мне с первого утра в Каире, где с сотен мечетей пять раз в день возвещали о начале молитвы, Азана. Другая половина команды была христианами-коптами, и они тихо готовились к предстоящему долгому дню.
Я подошла к ревущему огню, потирая руки, чтобы прогнать озноб. Один из членов команды взял изящную перьевую ручку и стряхнул чернила в кострище. Из брызг темной жидкости вырвались языки пламени, от капель чернил в воздухе заплясали искры.
Его помолвка была рвом, окружавшим эту крепость.
Я не могла вспомнить, в какой момент мне захотелось большего, чем просто дружбы с Уитом. Мне придется забыть о своих зарождающихся чувствах к нему и сосредоточиться на том, что не нравилось мне больше всего. Уит был властным и раздражающим, скрытным и замкнутым. Прошлой ночью он ясно выразил свои чувства.
Но я помнила, как его губы коснулись моих.
Я отвела взгляд, вспомнив мольбу матери. Лучше нам держаться подальше друг от друга. Если бы только мое сердце чувствовало то же самое. Уиту нельзя доверять, в сотый раз напомнила я себе. Он подчинялся моему дяде, сохраняя дистанцию с помощью бессмысленного флирта и дерзких подмигиваний.