– Новые процедуры. Кажется, в этот раз мы серьезно возьмемся за мой рак.

– Прошло три месяца, – вздыхает Кэтрин и кладет ладонь на его руку. – Это значит, что уже пора. Ты переживаешь из-за побочек?

– Я вообще переживаю, – признается Том. – Было здорово в последние три месяца.

– Понимаю, – серьезнеет она. – Но это необходимо.

– Сейчас закончу прототип ховера и буду меньше работать. Больше времени потрачу на само лечение, а то у меня, кажется, хватит сил только на что-нибудь одно.

– Мне нравится твой настрой, – улыбается Кэтрин и сжимает его пальцы. – Теперь мы точно победим.

Стыд пожирает изнутри: хоть Том и не соврал, правды он тоже не сказал. Но она ведь с ума сойдет от переживаний: ей сказку о том, что метастаз три и маленькие, которую он скормил самому себе, не впаришь!

Он выиграет эту битву сам. Справится, и не с таким справлялся. Сдаст своей команде на доработку ховер, а пока качается на лаврах, будет лечиться. Простое распределение времени должно помочь. У него обязательно получится.

– Чем ты сегодня занимался? – спрашивает Кэтрин. – Доработал панель?

– Нет. Полдня страдал херней, даже придумал новую приблуду среди аксессуаров, чтобы только не решать никакие проблемы с ховером.

– Расскажи, что придумал?

– На самом деле мелочь. Представь, что весь парприз становится органайзером для водителя и пассажира…

* * *

Вместо офиса Том сворачивает на Пятьдесят восьмой улице и двигается к церкви. Когда он только узнал о своем диагнозе, именно там впервые смог успокоиться и поверить в то, что это необязательно гнев Бога, который должен его уничтожить. Может, и сейчас тишина и молитва сотворят с ним чудо?

Отдаленные метастазы. Звучит как приговор: когда Том перерывал форумы и сайты в поисках информации о раке, он уже читал о том, что появление метастаз – это начало конца. Все эти чертовы цифры, рейтинги выживаемости, оптимистичные отчеты из министерства здравоохранения выглядят тухло на фоне историй, которые он читал.

Люди превращаются в беспомощных инвалидов в считаные месяцы. Они обустраивают себе больничные койки в домах, не могут существовать без дополнительного кислорода и жалуются на бесконечную, всепоглощающую боль. Порой, когда Тому кажется, что он уже привык к своей и ощущает ее просто неотъемлемой частью жизни, он вспоминает, что по описаниям его могло ждать нечто куда худшее.

Видимо, теперь оно и ждет.

Припарковавшись, он быстро заходит в ставшие спасением ворота и пробирается в темную пустынную церковь. Том опускается на лавку в первом ряду и бессильно роняет голову в руки: держаться не получается.