Мои руки так стремительно обвились вокруг его шеи, что он растерялся, но уже в следующее мгновение пришел в себя. Я прижималась щекой к его щеке, а ногами обхватила его бедра. Он по-прежнему стоял на коленях, а я его обнимала – так же крепко, как обнимал меня он, когда увидел рамки с фотографиями.

Пуховик – не бриллиантовый браслет или рубиновое ожерелье. Не дорогая сумочка, выбранная не глядя – просто потому, что она дорого стоит. Не новый ноутбук, который мне не нужен, потому что моему – всего год.

Он подарил вещи, которые были мне нужны! Он знал, что они мне нужны. Он хотел, чтобы мне было тепло, потому что беспокоился об этом.

Это были два самых продуманных подарка в моей жизни!

– И к чему такие крепкие объятия, а? – спросил он мне в щеку, обнимая меня за спину и удерживая на весу, а сам тем временем опустился на пятки, точно находиться в подобной позе для нас было делом привычным. – Ты расстроилась?

В глазах у меня стояли слезы – они капали ему на шею и на воротник свитера.

– Я растрогалась, потому что ты такой милый… Это ты виноват!

Он стиснул меня чуть крепче:

– Я виноват?

– Да.

Я чуть отстранилась, вгляделась в его скульптурные черты, брови, очаровательный подбородок – и поцеловала его.

Только теперь это было не легкое прикосновение, наполнявшее душу сладостью, – я поцеловала его со страстью.

Роудс застонал, отвечая на поцелуй: мы впервые целовались по-настоящему. Губы у него были именно такими мягкими и идеальными, как мне запомнилось, и едва ли на свете был рот лучше, чем у него. Склонив голову набок, Роудс целовал меня нежно и не спеша. И вместе с тем упоительно. Он не торопился, его теплые губы пощипывали мою нижнюю губу, посасывали кончик моего языка и начинали все заново. Руки гладили меня по спине, прижимая к себе и одновременно касаясь везде.

Никакой неловкости! Никаких сомнений! Его руки двигались так, точно уже знали мое тело.

Мы все целовались. Его большая рука скользнула мне под свитер и, растопырив пальцы, двинулась вверх по спине. Я сделала то же самое: запустила руку ему под одежду, ощутив ладонью литые мышцы и ребра и вызвав легкий ответный стон, который проигнорировала, потому что в обозримом будущем ничто на свете не смогло бы оторвать меня от его губ.

И никогда, если на то пошло.

Я знала, что Роудс заботился обо мне – это было ясно как день, – и отчасти думала, что он, пожалуй, немного в меня влюблен. Он по-своему проявлял заботу. Обучал меня полезным навыкам. Старался проводить со мной время. Не скрывал своего заботливого отношения в присутствии других. Поддерживал. Переживал за меня.