Они смотрели на меня широко раскрытыми глазами.
– И я не сбегала. Я просто-напросто планировала переночевать. А вещи все там. Ну вы и дурачки! – Я взглянула на Роудса, который смотрел на меня так, точно я вот-вот исчезну. – Я думала, что облажалась и вы не захотите меня знать. По крайней мере, какое-то время. Мне было грустно, но я знала, что сама виновата. Только и всего.
Я сжала губы, чувствуя, что слезы наворачиваются на глаза, и подняла плечо.
– Я привыкла терять людей, которых считала своей семьей, и не хочу потерять вас, мальчики. Простите!
Где-то на середине моего монолога Роудс опустил руки. А когда я договорила, шагнул ко мне и, присев на корточки, так что мы оказались лицом к лицу, посмотрел на меня напряженным пытливым взглядом. А потом он обхватил мое лицо руками и сказал хриплым проникновенным голосом:
– Ты моя. В той же мере, что и Эйм. И кто-нибудь другой, кто однажды будет.
Слеза скатилась по моей щеке. Он вытер ее, низко опустив брови, и ворчливым голосом продолжил:
– Ты – часть семьи. Я ведь уже говорил тебе раньше, разве нет? – Его пальцы коснулись мочки моего уха. – Если кто-то и может позволить тебе уйти, то это точно не я. Не сегодня. И не завтра. И никогда. Это ясно?
Я наклонилась вперед и уронила голову ему на плечо. Весомость его слов окутала меня. Рука легла мне на спину. Он погладил меня.
Его дыхание щекотало мне ухо, когда он прошептал:
– Я не какой-нибудь богатый чувак, дружочек! И никогда им не буду. Не знаю, к чему ты привыкла… Нет, не мотай головой. Теперь я знаю, что у меня было время об этом подумать и что тебе это неважно… Но я могу дать тебе гораздо больше, чем этот идиот. Я это знаю. И ты тоже. Нет, не плачь. Мне больно видеть, когда ты плачешь.
– Ты снова говоришь своим командным голосом, – сказала я ему в рубашку, и еще больше слез потекло у меня из глаз, а что-то даже попало в горло. Но это были пустяки, потому что Роудс сомкнул руки и прижал меня к себе, к своей груди.
Его голос стал тише:
– Извини, я приревновал. Мне плевать на твои деньги, на блокноты и на то, что ты больше не напишешь ни единого слова. – Его объятия стали теснее, и, казалось, все мышцы торса разом напряглись, когда его голос понизился почти до шепота, а нежное дыхание защекотало мне ухо. – Мы любим тебя.