– Ангел, пойдем учиться ходить на снегоступах!

Я посмотрела на него как на ненормального, потому что все еще была в пижаме, а выходить из дома категорически не хотелось. Хотя я понимала, что сделать это нужно – мне пойдет на пользу, и мама одобрила бы…

В горле саднило. Пожав плечами, я сказала:

– Вряд ли я буду хорошим компаньоном. Извини…

Это была правда. В последнее время компаньон из меня был тот еще. Слова, которые обычно приходили сами собой, по большей части испарились, и хотя молчание не напрягало, но было непривычным.

Так, как в эти дни, я не ощущала себя давно. И хотя знала, что в конце концов приду в себя, но это случится не в одночасье. Тем не менее ощущение было таким, словно я бреду по воде навстречу приливу.

И выбраться из этого мне было не под силу.

Это была скорбь, и частью сознания я помнила, что у нее есть стадии. Но была и последняя, о которой все умалчивали: когда чувствуешь все сразу. И становится тяжелее всего.

Я не хотела перекладывать это на Роудса. Вообще ни на кого. Они знали меня как человека по большей части веселого и счастливого. И я знала, что снова стану счастливой, как только острота немного притупится – а это непременно произойдет, – но момент еще не настал. Сейчас чувство утраты ощущалось как никогда остро.

Моя душа была истощена – пожалуй, это было самое точное определение.

Но мужчина, который последнюю неделю был рядом со мной каждую ночь, – на диване, когда мы засыпали в молчании, или в его комнате, если ему удавалось уговорить меня подняться, – склонил голову набок, внимательно глядя на меня:

– Все в порядке. Можешь не говорить, если не хочешь.

Я моргнула. Тяжело сглотнув, фыркнула, и это тоже прозвучало грустно. Не я ли сама говорила ему то же самое несколько месяцев назад, когда он был расстроен из-за отца?

Должно быть, Роудс отлично понимал, о чем я думаю, потому что нежно улыбнулся:

– Тебе не помешает побыть на свежем воздухе.

Это верно. Даже мой психотерапевт, чей номер я нашла пару дней назад и набрала после недолгих раздумий – она меня помнила, что неудивительно, ведь я ходила к ней четыре года, – сказала, что мне полезно выходить из дома. Но я по-прежнему пребывала в сомнениях, поглядывая на дневник, который теребила в руках. Роудс держался выше всяких похвал, но я была в растрепанных чувствах. В последнее время он не отходил от меня ни шаг, и мне не хотелось злоупотреблять его отношением.

Он наклонил голову в другую сторону, внимательно наблюдая за мной.

– Пойдем, дружочек! Будь это я, ты сказала бы то же самое.

Он был прав.

И одного этого оказалось достаточно, чтобы я кивнула и стала одеваться.