«Я боюсь потерять тебя», – сказала она как-то.
Мне и прежде доводилось слышать подобное от девушек. Меня просили не уходить, пытались удержать. Но все эти слова имели совсем другой смысл и контекст. Даже не стоит сравнивать. А может, я просто воспринимал это иначе? Не знаю. Но никто прежде не забирался так глубоко в мою голову, под черепную коробку, в самый мозг. Никто еще не лез ко мне в душу так, как она. Никто ко мне не относился так, как она. Никто не видел во мне то, что видит она.
– Нейт… – зовет Бель, и я всем телом вздрагиваю. Ее полушепот действует на меня почти так же, как ее стоны.
Я сижу, уставившись в темноту, и ощущаю, как весь горю ненавистью к себе. А ее прохладные пальцы гладят мою кожу, будто остужая, уменьшая эту ненависть.
Не знаю, как ей это удается, но эта девчонка заставляет меня поверить, что во мне может быть что-то хорошее. Но в то же время я ненавижу себя еще сильнее, когда причиняю ей боль. А я, видимо, не могу не делать этого. Я из тех людей, кто разрушает все вокруг себя. В особенности – все хорошее.
Понятия не имею, что сказать ей. Так много хочу сказать, но так мало могу себе позволить. Голова болезненно пульсирует, пока мой мозг пытается выдать что-то осмысленное. Будто я вообще могу как-то оправдаться.
– Тебе больно? – Все так же не глядя в ее сторону, спрашиваю я.
– Нет, – быстро отвечает она. – Уже нет. Все хорошо.
«Все хорошо», черт возьми. Странное у этой девчонки понимание слова «хорошо».
Не представляю, каким образом, но почему-то ее спокойствие и поддержка действуют на меня. Я ощущаю, как мышцы под ее прикосновениями расслабляются, дрожь во всем теле слабеет, и с каждым глухим ударом сердца о ребра меня трясет все меньше. На секунду мне даже кажется, что я действительно могу открыться ей и не потерять ее при этом.
– Первые несколько месяцев в колонии были худшими, – начинаю я. – Говорят, привычка формируется за двадцать один день. Но мне понадобилось больше времени, чтобы привыкнуть к такой жизни. Хоть у меня было дерьмовое детство, но колония… Это совсем другое дело. Ни улица, ни отец-алкаш не подготовят тебя к такому. Я почти не спал первые месяцы. Все время опасался, что могут убить во сне, пырнуть заточкой или придушить подушкой. На меня и днем нападали, но я защищался. Черт… Я ведь даже отчасти радовался попаданию в карцер, а иногда специально устраивал драки. В карцере я был один и хотя бы мог поспать. Ну, в перерывах между паническими атаками из-за замкнутого пространства…
– Нейт… – с горечью шепчет Бель, крепче сжимая мою ладонь и уткнувшись мне в плечо.