Деревья за окном ускользают от моего взгляда так же быстро и неотвратимо, как надежда, которую я прежде ощущал от этих произнесенных слов.
– Ага. Ну, кроме Тима. Он реально мой знакомый, но я ему даже не звонила.
Я никогда не мечтал о чем-то по-настоящему. Но с недавних пор, закрывая глаза, я видел нас с Бель вместе. Свободными. Где-нибудь в Канаде. У океана, как она хотела. А сейчас это все кажется таким нереальным, как видение, как сон, от которого меня так жестоко разбудили, вырвали, отобрав надежду, в которую я так отчаянно вцепился. Вгрызся до боли зубами. Как я мог позволить себе понадеяться, что когда-нибудь выберусь из своей дерьмовой жизни? Что у меня вообще может быть хеппи-энд? Что у нас он может быть? Это было эгоистично, непростительно эгоистично – тянуть ее на дно за собой. Я не отпустил ее тогда, не нашел в себе сил, и теперь она расплачивается за мою слабость. Непростительно. Она меня не простит, и я пойму. Я сам себя ненавижу. Сильнее, чем когда-либо.
Что мне остается теперь? Скулить и выть от бессилия. Помню, Изабель говорила о том, что постоянно чувствует себя бессильной. И только сейчас я понимаю, каково ей. Казалось, я уже давно испытал худшее. Терпя побои отца или попадая в неприятности в колонии, я не чувствовал себя бессильным. Нет. В те моменты меня переполняла жгучая злость, и я настолько свыкся с ней, что со временем переставал замечать, считая ее своим нормальным состоянием. Но теперь, зная, что я не могу помочь Изабель, что могу потерять ту, кто важнее всего, я ощущаю худшее из возможного – абсолютное бессилие.
– Можешь поспать, Дивер. Дорога предстоит долгая, – слышу я ставший мне ненавистным голос, пока проваливаюсь во мрак.
– Эй, Ромео, подъем!
Низкий голос пробуждает меня от тревожного сна. Машина уже остановилась, и, проморгавшись, я вижу за окном темноту, слабо нарушаемую отдаленными огоньками. Похоже, еще ночь, но мы уже не на шоссе. Где мы вообще?
– Дома, – усмехается Рейвен.
Видимо, я спросонья задал этот вопрос вслух.
Мысли начинают проясняться, и сердце бьется чаще. Изабель тоже здесь? Мне дадут ее увидеть прежде, чем Квентин меня прикончит?
Свет снаружи стал ярче, и я различаю в футах ста от нас какое-то кирпичное здание, освещенное настенными уличными фонарями. Я не заметил, как Рейвен вышла, и поэтому, когда дверца, к которой я прикован, открывается снаружи, я едва не выпадаю из машины.
– Снимай, – криво улыбается она, кивая на наручники, и бросает мне на колени ключи. – Только без глупостей, – говорит она, сжимая в руках ствол.