Ненавижу то, что обсуждаю любимую девушку с копом так, будто она – кусок мяса. Все сложнее сдерживаться и повторять себе, что все это ради ее блага.

– Вообще-то… – Миллс оживляется и, нервно проведя по своей кудрявой башке, продолжает: – Это может сработать. Я видел следы связывания у нее на запястьях и даже не хочу знать, откуда они. Но эти факты можно сложить определенным образом. Так, будто ты принуждал ее… ко всему. Что мисс Харт не сбегала, а была похищена и не вступала с тобой в связь добровольно.

Последнее слово он произнес неуверенно, и, поняв его мысль, я взрываюсь.

– Ты гонишь?! Хочешь, чтобы я?.. – давлюсь от отвращения. – Нет. Не-е-ет. Да хоть террористом меня обзовите, но не насильником, черт возьми. Я бы так не поступил! Я не стану в таком сознаваться! Я люблю ее, ясно тебе?!

– И к чему ее привела твоя любовь, Дивер?

Я даже не заметил, как подскочил на ноги, но наручники заставили меня нагнуться к столу. Опершись ладонями о металлическую поверхность, тщетно пытаюсь отдышаться, пока глотку жжет возмущение. Это все так отвратительно. Даже по моим меркам. Обсуждать Изабель с копом во всех подробностях. Называть себя насильником, им не являясь. Как ни пытался ее отгородить, я по-любому вмешиваю любимую девушку в этот кошмар.

– Нет… – я опускаюсь обратно на стул, бессильно подперев голову руками. – Изабель меня точно не простит. После Леннарда и того, что случилось с ее сестрой… Для нее это будет слишком…

– Для нее будет слишком, если ей предъявят обвинения, Нейтан. Если у тебя есть идея получше, то я слушаю. – Оценив мое молчание, он продолжает: – При такой версии мисс Харт пойдет по делу как потерпевшая, а не обвиняемая. В глазах суда она будет очередной твоей жертвой, – вкрадчиво объясняет Миллс, и мне снова хочется набить ему рожу теперь за то, что он, мать его, прав.

Я ведь сам говорил ей когда-то. Пускай лучше будет выглядеть жертвой, чем виновной в сговоре со мной. Тогда я предположить не мог, что все зайдет так далеко.

Бедная моя девочка. Весь этот ужас происходит с ней из-за моего проклятого эгоизма. Мне не стоило возвращаться в трейлер в тот вечер. Стоило оставить ее в Хеджесвилле. Или на той автостанции. Но не тащить с собой, не подвергать всему этому. Моя любовь к Бель эгоистична, но она сильнее всего, что я когда-либо испытывал. Сильнее боли, обиды, злости. И, черт возьми, я не могу сказать, что жалею. Как я могу жалеть о любви, которую она мне подарила? О том единственном, что придавало всему смысл?

– Дивер, – тихо зовет Миллс, ища мой взгляд. – Вне протокола… Не понимаю, зачем ты сам-то сдался?