Когда все грязные тарелки оказываются на подносе, Богдан поднимается и забирает его из рук матери. Она легонько касается его щеки в благодарности.

Внезапно раздается звонок в дверь, и мы все переглядываемся. Уже довольно поздно, и, судя по взглядам родителей Богдана, они точно больше никого не ждали.

Даниил Олегович отодвигает стул, поправляет манжеты на рубашке и выходит из столовой. Из-за того что в доме стоит оглушительная тишина, до нас доносится тихий спор, а затем цокот каблуков.

Я оглядываюсь на Богдана и замечаю, как сжимаются его челюсти. Он опускает поднос с посудой на стол и впивается взглядом в кого-то позади меня. Обернувшись, я вижу Таню.

– Добрый вечер, – произносит она с ослепительной улыбкой и ставит сумочку на стул рядом с Викой. – Я возвращалась домой и увидела, что у вас горит свет. Не возражаете, если я присоединюсь?

Даже если кто-то против, ее это точно не остановит. Она садится на стул, откидывает волосы за спину и улыбается, смотря на Богдана.

Вика демонстративно фыркает и что-то бормочет под нос, Анна Сергеевна миролюбиво улыбается и предлагает Тане чашку чая, а Даниил Олегович, вернувшись на свое место во главе стола, берет бокал с виски и делает глоток.

А я отчетливо понимаю, что сегодняшний вечер не закончится дегустацией малинового пирога и дружескими объятиями на прощание.

– Что ты тут забыла? – цедит сквозь зубы Богдан.

– Раньше мои визиты встречали не так холодно. – Таня подмигивает ему.

– Убирайся.

– Богдан, – Анна Сергеевна сжимает его плечо и мягко улыбается, – не думаю, что кружка чая станет для нас проблемой.

Она переводит взгляд на Таню, и та в ответ невинно хлопает ресницами, словно ангел во плоти.

– Конечно нет. Это миролюбивый визит. К тому же мы все еще остаемся семьей.

Таня поднимает кружку, делает глоток чая и ставит ее обратно на блюдце.

– Как ваша рука? Уже зажила? – обращается она к Анне Сергеевне.

В ее голосе столько фальши и притворной заботы, что мне самой становится тошно.

– Хорошо. Спасибо тебе большое за эту мазь и заботу.