– Эй! Это было невозможно!

Он убирает руки с моего смущённого лица и говорит:

– Тогда будем считать, что вчерашние звуки останутся их последним приятным воспоминанием.

Цокая языком, я ложусь обратно на кровать, не желая никуда отсюда уходить. Здесь тепло и так мягко, что уже сложно представить, что совсем недавно я лежала и мёрзла на холодной земле.

Гай неожиданно устраивается рядом и обнимает меня сзади, притягивая за талию и прижимая к себе.

– Я никогда не был поклонником сопливых речей или ванильных высказываний, но… – говорит его голос над моей головой. – Но с тобой я становлюсь безнадёжным романтиком, Каталина Харкнесс.

– А нравится ли тебе это?

– Ещё как.

Мне кружат голову его запах, его руки, сейчас свободные от колец. Я лежу в лифчике, поэтому спиной чувствую его твёрдую грудь, прижатую ко мне, понимаю, что на нём нет ничего, кроме полотенца, и осознаю, что эти факты заставляют меня нервно хватать ртом воздух.

– Хью говнюк, – говорю я.

– Что? – переспрашивает Гай, будто не расслышав.

– Из-за него мы не смогли заняться любовью.

У него от смеха дёргается грудь, а я от этого чудесного звука будто бы таю.

– Ты так об этом жалеешь? – спрашивает Гай.

– Да! Достаточно, чтобы возненавидеть его.

– Но я знаю способы удовлетворять тебя иначе, Каталина. Пока ты не поправишься.

Я сглатываю, прикрывая глаза и желая никогда в жизни не возвращаться куда-либо ещё, кроме этой кровати и его дома.

– Продемонстрируй, – с вызовом произношу я.

– Прямо сейчас? – словно удивляется он, но в голосе ясно слышится азарт.

– Да.