Подавшись вперед, я опускаю голову.
– Я не буду спрашивать тебя о том, в порядке ли ты, – говорю я ей, подойдя к краю кровати и засунув руки в карманы. – Я лишь хочу спросить, что я могу сделать, чтобы облегчить хоть крупицу твоей боли.
Тихий звук вырывается на свободу. Тревожный и болезненный.
Я отваживаюсь на нее взглянуть, она все еще лежит на краешке кровати, прижимаясь к мягкой игрушке. Слезы катятся по раскрасневшимся щекам, пока она вглядывается в мое лицо заплаканными глазами. Джун облизывает пересохшие губы, прошептав:
– Колыбельная.
Колыбельная.
– Я могу это сделать. – Мой голос кажется таким слабым. Далеким. – Все, что тебе нужно.
Она подвигается, жестом приглашая меня сесть на кровать, а затем прерывисто вдыхает, борясь с эмоциями. Ее взгляд не отрывается от моего лица. Она лишь сильнее стискивает игрушку.
Прикусив щеку, я подхожу к ней.
Поднимаю ногу, коленом упираясь в матрас, то же проделываю и со второй. Я подползаю к ней, пока мы не оказываемся плечом к плечу, и Джун мгновенно прижимается ко мне, словно я ее личный кокон. Я обхватываю ее за плечи, притягивая ближе, – чувствую, как она содрогается от новой волны слез. Она зарывается лицом мне в грудь, и я опускаю подбородок ей на макушку.
Мы сидим так некоторое время, я – спиной к стене, а Джун – возле меня, сотканная из аромата сирени и меланхолии.
А потом… я пою.
Я пою ее любимую колыбельную, иногда не попадая в такт: голос чуть не ломается от нахлынувшего сожаления. Джун продолжает плакать, пока ее тело не перестает вздрагивать, а дыхание не успокаивается. Я пою о радуге, а также голубых небесах и мысленно задаюсь вопросом, там ли сейчас Тео – где-то выше радуги. Я надеюсь, он снова стал счастливым маленьким ребенком, смеющимся и наполненным любовью. Он продолжает спасать тех, кто попал в беду.
Вот только те, кто нуждается в спасении больше всего, находятся прямо здесь – сжавшиеся в комок, как два потерянных существа, укрывающиеся от холода.
Джун слегка приподнимается, когда песня затихает, и кладет Агги мне на колени. Голос у нее скрипучий, когда она произносит:
– Возьми его, Брант. Он хороший друг.
Я смотрю на любимую игрушку с потертым мехом и потрепанными ушами. Часть плюша протерлась, проглядывает белый внутренний шов, там, где Джун слишком часто целовала игрушку или слишком крепко держала. Я качаю головой: