Прокашлявшись, я откидываюсь в шезлонг, кручу в руке бутылку пива. Я бросаю на него взгляд: на нем белая футболка и купальные шорты, медного цвета волосы отросли и переливаются в лучах позднего полуденного солнца.

– Дела обстоят никак, – лгу я.

Дела обстоят так, что все зашло слишком далеко.

Он вопросительно приподнимает бровь:

– Ты ведь знаешь, что я коп? Я за милю чувствую обман.

– Ничего не случилось.

Он кивает, затем делает еще один глоток:

– В это я верю.

Вздохнув, я ставлю уже теплое пиво в подстаканник и смотрю на Джун, обвязывающую яркое радужное полотенце вокруг своей тонкой талии.

– Она переехала ко мне на прошлой неделе.

– Ты серьезно?

– Да, я серьезно, – бормочу я, уже зная, какая это была огромная ошибка. Уже зная, что, пока я благополучно плескался на мелководье весь последний год, собственная глупость и слабость толкнули меня в глубокие воды, в которых теперь я тону. – Она хотела почувствовать вкус независимости.

– Независимость. Точно. – Он опускает голову, задумчиво сжимает губы. – Ты играешь с огнем, Брант. И если ты хочешь обжечься, пусть так и будет, но пламя будет распространяться… ты должен принять тот факт, что все вокруг тебя поглотит огонь.

Я сглатываю:

– Это сложно.

– Огонь быстро распространяется. Ты зажигаешь спичку, и все, на фиг, вспыхивает.

Мой взгляд замирает на Джун, пока она выжимает воду из волос и исчезает за домом вместе с Селестой.

Он прав. Я знаю, что он прав.

И я пытался, пытался закупорить свои чувства, поместить их в бутылку, бороться с ними изо всех сил, быть сильнее того, чем бы это ни было. Я снова ходил на прием к доктору Шелби, моему психологу со времен детства, в надежде получить совет. Наставление.