– Скажи мне, Джун… ты действительно хочешь бросить танцы или они заставляют тебя думать, что так ты отказываешься от него?

В груди все сжимается.

– Я скучаю по танцам, – признаюсь я, сглатывая ком в горле. – Но… я знаю, что буду скучать по нему гораздо больше.

– Возможно, тебе нужно немного «полетать» без него. Ты провела всю свою жизнь будто привязанной к нему, ты слишком боишься расправить крылья. Может быть, расстояние будет полезно для вас обоих.

Меня охватывает тревога при одной только мысли о переезде почти за тысячу миль от Бранта.

– Я не могу, Селеста. Брант и мои родители – все, что у меня осталось… Я не могу их бросить.

– Они не все, что у тебя осталось. – Она кладет свою руку на мою и ободряюще улыбается. – У тебя все еще есть ты. И ты тоже имеешь значение в своей же жизни. Ты очень много значишь, понимаешь? – Сжав мне ладонь, она заканчивает: – Не забывай о той девчонке, которую я с детства люблю как сестру. У нее есть большие мечты, и эти мечты заслуживают такого же внимания.

Я вытираю липкие руки о джинсовые шорты, слабо улыбаясь.

У меня действительно есть большие мечты.

Я просто не уверена, какая из них больше.

* * *

После встречи с Селестой я решила заехать к родителям на ужин, все еще боясь встретиться с Брантом. Мы прекрасно посидели, несмотря на то что мне пришлось обдумывать буквально каждое предложение, дабы у меня случайно не вырвалось: «У нас с Брантом был секс!»

В итоге я злоупотребила гостеприимством родителей, просидев у них почти до десяти часов вечера. Отец даже уже начал «драматично» зевать и хлопать себя по колену – жест, который можно интерпретировать как: «Я люблю тебя, но, пожалуйста, уходи».

Когда я вхожу в квартиру уже после десяти, то замечаю ботинки Бранта в прихожей: значит, он пришел с работы. Внутри все сжимается. Его нет в гостиной, так что он, должно быть, прячется в своей спальне. Впрочем, последние две ночи я тоже уходила прямиком в свою комнату.

Но сегодня все будет по-другому.

Сегодня мы поговорим.