– Это всегда грубо. Грязно. – Я стягиваю с себя футболку, затем расстегиваю пояс и молнию на брюках. У меня вспыхивают глаза, когда я наблюдаю, как Джун выскальзывает из своего хлопкового летнего платья и как ее волосы рассыпаются на белых простынях. – Словно я пытаюсь утянуть нас как можно глубже, на самое дно, пока мы не утонем, пока не останется возможности выбраться. Потому что я не хочу выбираться.
Я заползаю на нее сверху; она тут же обхватывает мои бедра ногами и притягивает меня ближе к себе, чтобы подарить поцелуй. Зарываясь пальцами в мои волосы, она шепчет:
– Я тоже не хочу.
– Боже, Джун… Я не хочу, чтобы ты была моим маленьким грязным секретом. Ты заслуживаешь намного большего.
– Я
Я перебираю пальцами ее мягкие волосы и покрываю лицо поцелуями: начиная со лба и заканчивая носом и идеальными пухлыми губами.
– Я хочу дорожить тобой. Лелеять тебя. Обожать тебя.
Она выгибает спину, когда я провожу губами по ее шее:
– Ты делаешь так каждый раз.
Я скольжу вниз по ее телу, лелея каждую веснушку, каждый изгиб, каждую родинку. Я раздвигаю ее бедра и наслаждаюсь ей, не спеша, доводя до края оргазма. Затем отстраняюсь и повторяю все это снова. Утонченная пытка. Я занимаюсь любовью с каждым сантиметром ее тела, пока она извивается, становясь влажной, и стонет мое имя, отчаянно желая разрядки.
И когда я наконец вхожу в нее, моя собственная жажда ослепляет меня, я прижимаю ее ближе так, что наши лица почти соприкасаются, а скользкие тела переплетаются. Она всхлипывает, пока я медленно и глубоко двигаюсь в ней; наши взгляды приковываются друг к другу.
Затем я произношу:
– Джунбаг.
Ее всхлипы превращаются в изумленный возглас. Возглас неверия.
Я заключаю Джун «в клетку», нависнув над ней. Мои пальцы жадно перебирают ее волосы, а бедра покачиваются медленно, но страстно.
– Ты была права, – признаюсь я, лаская ее губы и чувствуя, как она плотнее обхватывает меня бедрами. – Это имя появилось не из невинности или каких-то семейных уз. Оно родилось из