Перед тем как, спотыкаясь, выйти из спальни, я оглядываюсь на Бранта, который все еще, словно прикованный, сидит на кровати. Он закрывает лицо ладонями:

– Ты не сможешь это исправить.

Всхлипывая, я хватаю сумочку.

Мне придется.

Повернувшись, он говорит мне вслед:

– Мы были обречены с самого начала.

Когда я подъезжаю к нашему дому, то замечаю папину машину, припаркованную на подъездной дорожке.

Мое сердце колотится, а слезы льются как проливной дождь. Он, наверное, прямо сейчас рассказывает маме гнусную правду.

Вцепившись пальцами в руль, я прижимаюсь к нему лбом и всхлипываю, полная отчаяния. Я задаюсь вопросом: что, черт возьми, мне делать?

Как мне объяснить необъяснимое?

Как мне оправдать то, чему нет оправдания?

Как обосновать то, где нет никаких обоснований?

Из всех существующих слов я не могу составить ни одного довода, который бы хотя бы как-то звучал разумно.

Мы были беспечны.

Мы были безрассудны и глупы, и мой худший страх воплотился в жизнь.