В своих кошмарах я так и делаю. Мне всегда кажется, что если я последую его приказу, то он и не выстрелит.

С трудом пробудившись, я снова слышу приглушенный шум.

Но это не Джун.

На этот раз меня будит не Джун, которая решила отсосать мне на фоне пробивающегося сквозь светло-голубые занавески солнца. В такие моменты я просыпался и видел ее сверкающие глаза, но сегодня Джун нежится в моих объятиях, обнаженная и крепко спящая.

Я шевелюсь, мои веки вздрагивают.

И звук повторяется.

– О… о боже, нет.

Это целая вереница звуков, слов… ужаса.

Я распахиваю глаза и сажусь прямо, после чего поворачиваю голову к широко распахнутой двери.

Эндрю Бейли и Кип стоят на пороге, уставившись на меня. Эндрю закрывает рот рукой. Цвет с его лица исчезает, когда он видит свою дочь, совершенно голую, в объятиях мужчины, которого он считает сыном.

Джун просыпается рядом со мной и приподнимается на локтях.

Она задыхается:

– Папа?

– Нет… это все не на самом деле, – бормочет Эндрю, он таращит глаза, они полны тошнотворного возмущения. Он отступает назад, врезаясь в Кипа. – Пожалуйста, нет… нет.

Я застываю. Я теряю дар речи.

Джун начинает плакать, натягивая простыню до подбородка.

Эндрю качает головой, у него такой вид, будто ему вот-вот станет плохо; он начинает неуклюже удаляться из комнаты.