Тетя Эсма сказала:

– Все это время я была строга с тобой из-за Демира. Прости, что я выступаю против, но я не собираюсь отдавать своих дочерей. Я не могу позволить себе снова потерять вас.

Я прижалась к ней и смахнула слезы большими пальцами, поцеловав ее в щеки.

– Этого не случится. Я обещаю, – сказала я.

Она кивнула с улыбкой на лице, словно показывая, что верит в это.

– Вот почему я сегодня разговаривала с Огузом и его мамой. Я знаю, что ты расстроена из-за меня, но решение, которое я приняла, самое лучшее для тебя. Ты знаешь это, дочь моя.

Когда тетя Эсма на этот раз посмотрела на Сенем и заговорила, та лишь отвела глаза и дала волю слезам. Я не понимала, что происходит, но, видимо, дела шли не очень хорошо.

Тетя Эсма, взглянув на письмо в моей руке, сказала:

– Это от нее, единственное, что у нас осталось. Соседка по общежитию отдала.

– Можно мне его прочитать?

Когда они оба кивнули в ответ на мой вопрос, я вытащила сложенный лист бумаги из конверта.

Болезненная дрожь пробежала по моему телу, когда я погладила края. Гюлькан прикасалась к этой бумаге много лет назад, и я будто почувствовала ее боль в тот момент. Она написала письмо дяде Девриму и тете Эсме.

Этот крошечный листок бумаги на самом деле скрывал такую глубокую боль, что я чувствовала ее кончиками пальцев. Эмоции, которые я испытывала, рвали мои сердце. Сделав глубокий вдох, я стала читать написанное.

«Мой дорогой отец, Ты очень любил меня, не так ли? Ты никогда не покидал меня, ты никогда не хотел оставить меня ни на минуту. Ты никогда не пропускал ни одного дня рождения, когда часы бьют двенадцать ночи, ты всегда ставил свечи на купленный тобой торт и открывал дверь в мою комнату со своим подарком. Тогда я поняла, что мой отец – самый идеальный, самый совершенный отец в мире. Я знала, что, куда бы я ни пошла, он всегда будет со мной. Он всегда будет держать меня за руку и обнимать меня. Он всегда будет защищать меня. Но теперь это невозможно. Просто невозможно. Прости меня, папа. На этот раз я должна уйти. На этот раз я должна сдаться. Я должна. На этот раз я не могу держать тебя за руку, не могу смотреть тебе в глаза. Не могу смотреть на тебя так тепло, как раньше. Потому что я побеждена. На этот раз я действительно сдалась, папа. Я больше не твоя невинная маленькая желтая девочка. Похоть завладела мной, поработила меня. Я грязная. Мое лицо, мои глаза, все в крови. Я не могу вернуться, не могу быть прежней. Я раздавлена под этим бременем, отец. Я беспомощна, в отчаянии. Что мне теперь делать? Как я могу так жить? Как я смогу снова смотреть в глаза маме и вам? Я не могу ни на кого смотреть. Я не могу ни с кем поделиться своими проблемами. Я не могу жить с этим позором. Это невозможно. Я не могу фальшиво улыбаться вам, не могу снова стать прежней. Я ничего не могу поделать. Прости меня за то, что я сделала, и за то, что я тянула с тобой все это время. Мне так жаль. Я ничего не могла поделать. Я не хотела, чтобы это случилось. Не хотела, папа, ты же знаешь. Я не могу вернуться домой, не могу вернуться в родное гнездо. Мне страшно его испачкать. Прости меня, папа. И попроси простить маму. Ее маленькое сердечко не выдержит, я знаю, что она не простит меня, но ты ее убедишь. Ты сделаешь ее счастливой. Если не со мной, то с другими детьми. Папа. Я оставлю тебе завещание. Может быть, я не смогу быть счастлива, но никогда не сдавайся. Ты не против? Пусть у тебя будут более прекрасные дети, чем я. Я хочу видеть твое лицо и не отпускать тебя. Я хочу, чтоб твое лицо озарялось теплом и солнечным светом. И пусть у тебя будут чудесные дети, но меня здесь больше не будет. Я ухожу. Посмотрю на мир в последний раз. В последний раз втяну ветер в свою душу. А потом… А потом – великая пустота и глубокая тьма. Прости меня. Папа, просто прости меня. Твоя дочь Гулькан».