— Да плевать я хотел. — Он не кричит; его голос призрачным эхом раздается по комнате, навевая ужас. — Особенно когда все внутри меня сейчас растерзанно. Я ненавижу себя за то, что так поступал с тобой. — Он поднимает руки в мольбе. — И я понятия не имею, что делать. Я не знаю, как все исправить.
Выругавшись, он отворачивается и смотрит на пол, будто может увидеть на нем ответы.
— Может, ты и не сможешь. Может, для нас уже слишком поздно. — Дыхание не помогает. Становится еще хуже. Намного хуже.
Мейкон вскидывает голову.
— Нет. — Он делает движение, словно хочет обнять меня, но останавливается в нескольких сантиметрах. Он не прикасается ко мне, но опускает голову, пока мы не начинаем дышать одним воздухом. — Нет, не говори так.
— Прости, Мейкон. Я не должна была этого говорить. Я справлюсь с этим. — Справлюсь.
— Я не хочу, чтобы тебе было больно. — Его голос резкий и грубый. — Я хочу, чтобы ты чувствовала себя в безопасности рядом со мной. Всегда.
— Я тоже этого хочу. Без страха и сомнений. — Комок застревает у меня в горле, и голос срывается. — Но мы не всегда получаем то, чего хотим.
Уголок его глаза дергается.
— Делайла, я живу так всю свою жизнь. Однако в нашей ситуации есть одно отличие: она причиняет больше боли, чем я могу выдержать.
Мейкон
Я ушел. Я не смог выдержать ее взгляд. Сожаление. Стыд. Ошибка.
Каждый сантиметр тела болит. Грудь больно сдавило, в горло впиваются острые когти.
Я — неуязвимый Мейкон Сэйнт, тот, к кому все тянутся. Я — ничто. Глупый, неуважительный, ленивый мальчишка. Так меня всегда называл отец. На протяжении многих лет я пытался избавиться от этой обиды, но так и не смог. Одного взгляда на его лицо и воспоминания о его голосе достаточно, чтобы я вновь стал маленьким беспомощным мальчишкой. Как я могу винить Делайлу за то, что она так резко отреагировала на мои давно сказанные слова?
Есть ситуации, которые ты никогда не сможешь забыть. Как тот момент, когда я впервые увидел девочку на красном велосипеде, которая разъезжала по дороге, петляя взад-вперед по серпантину. Орехово-бронзовая кожа и блестящие каштановые волосы с медно-золотистыми прядками говорили о днях, проведенных на солнце. Она выглядела счастливой и накормленной. Беззаботной. Она не сидела, а балансировала на педалях, фальшиво напевая какую-то мелодию все время, пока скользила по дороге. Как бабочка на солнце.
Ее темные глаза заметили меня, и в моей груди образовался узел страха. Я не хотел, чтобы она видела меня. Мои щеки горели и пульсировали в такт с биением сердца. Вероятно, на щеке остался красный, опухший след от удара отца. Но девочка не поняла моего предупреждающего взгляда и подъехала.