Мама краснеет.

— Пожалуй, не лучший способ объяснить, соглашусь.

Мы обе смеемся, но я замолкаю первая.

— Папа всегда любил классику.

— Я скучаю по нему, — с тоской говорит мама.

Сердце болезненно сдавливает.

— Я тоже.

— Были времена, когда он заставлял меня бить его подушкой по голове, но за такие глупости я его и любила. — Мама трясет головой, выходя из задумчивости. Пронзительные серо-голубые глаза пригвождают меня. — Что происходит между тобой и Мейконом?

— Это сложно. Мы с Мейконом… поцеловались. И он… я… — Румянец заливает щеки. Я не могу говорить об этом с мамой. Никто не знает о всей нашей истории. Никто, кроме Сэм. Но ее нет. Не сказать, что я бы рассказала ей об этом.

Мама на мгновение замолкает, пьет чай и слегка хмурится.

— Ты работаешь на него, — говорит она с серьезным выражением лица. — И живешь в его доме.

— Мы решили прекратить наше соглашение.

— Жить вместе?

Мои щеки пылают.

— Работать на него.

— Что ж, это хорошо. — Она открывает рот, затем закрывает, затем снова открывает. — Он был кавалером Саманты.

Я ненавижу термин «кавалер». Звучит старомодно, однако в нем кроется гораздо большее, чем за словом «парень», — солидность, дух времени и история. Это заставляет меня съежиться, поскольку я даже не думала о Сэм, когда целовалась с Мейконом. Я редко думаю о них вместе. Однако сейчас мои мысли только об этом. Они крутятся и извиваются в животе, как взволнованная змея.