Я убегаю. В самое безопасное место на земле — кухню моей мамы.

— Итак, — спрашивает мама, когда я усаживаюсь за потрепанный круглый дубовый стол, за которым ела с детства. — Почему ты выглядишь так, будто кто-то пнул твою собаку?

— У меня нет собаки, мам.

Она поджимает свои красные губы.

— Это выражение такое.

— Ужасное выражение. Кто на такое способен? Зачем мне это представлять?

— Прекрати увиливать от ответа, Делайла Энн. Выкладывай.

Я делаю глубокий вдох.

— Сэм звонила.

Она замерла, в ее глазах виднеется облегчение.

— Я знала, что рано или поздно она объявится. Хотя надеялась, что рано.

Говорит женщина, которая плакала по телефону в два часа ночи.

— Она только позвонила. Не сообщила, где находится.

— Я и не думала, что она скажет. — Мама встает и начинает перебирать желтые маргаритки, которые поставила в бело-голубую китайскую вазу. — Помнишь, когда ей было пять лет, она разбила чашу для пунша из ирландского хрусталя бабушки Мейв и весь день пряталась на чердаке, вместо того чтобы выйти и ответить за свой поступок? Напугала нас до смерти, пока мы ее искали. Господи, даже тогда она была неуправляемой. Ни капли угрызений совести.

— Я этого не помню.

— Скорее всего, потому что ты была слишком маленькой. — Она засовывает маргаритку поглубже в вазу. — Наверное, мы пытались отвлечь тебя, включив «Короля льва».

— Я всегда плакала над этим мультиком, — шепчу я, желая заплакать. Но слезы не идут. Сейчас они бы успокоили душу.

Мама поворачивается, хмуря седые брови.

— Дорогая, что такое сказала Сэм, что тебя это так расстроило?

Ну почему она настолько хорошо меня знает?