— Здорово, что Кирилл печатает фотографии! Сейчас это мало кто… — Настя замолкает и делает глубокий вдох. — А-а. И ты вспомнила, как…

— Да, я вспомнила, как «феерично» лишилась девственности. Не то чтобы детально, но увидеть картину в общих чертах оказалось достаточно для понимания того, что в происходящем с Богданом есть и моя вина.

— Что за бред? — фыркает Настя. — Это тут при чем?

— При том, что я сама соблазнила его. Дала ему зеленый свет, а потом сделала вид, что ничего не было и он меня не интересует.

— Так ничего и не было! Вы не переспали, и ты ни чем ему не обязана, как и любая другая девушка!

— Скажи ещё громче, а то тебя усатый мужик за дальним столиком не услышал.

Закатив глаза, Настя наклоняется к столу и говорит:

— Даже не думай винить себя в том, что у Богдана поехала крыша. Ты в этом не виновата. Думаешь, ты единственная, кто лишилась девственности, даже не переспав с парнем? Таких девушек сотни тысяч! И что, разве эти парни с длинными пальцами сходят потом с ума? Зацикливаются на девушке, преследуют её, нападают и похищают?

— Я не говорю обо всех подобных случаях. Я говорю о своем. Просто…

— Адель! — вздыхает Настя.

— Просто нельзя так относиться к человеку, который ещё вчера был для кого-то сыном, а для кого-то — лучшим другом! Он совершил большую ошибку и готов понести наказание. Так зачем же отворачиваться от него? Не логичнее и правильнее ли помочь ему пережить этот непростой период?

— Ты говоришь, как Архип.

— Я говорю, как чувствую и вижу эту ситуацию сама.

— Я понимаю, — говорит Настя терпеливо.

— А по-моему, нет.

— Я понимаю, — настаивает она. — Он сын своих родителей, кому-то друг, кому-то брат и так далее. Но ты хоть можешь себе представить, что твои родители пережили из-за него? О чем они думали, когда никто не знал, где ты? Да, вполне возможно, что ваша хромая интимная связь могла стать провокатором, но это не значит, что ты виновата, а Богдан стал жертвой обстоятельств. Это он выбрал этот путь, а не ты его к нему подтолкнула. Отвергнутые мужчины не имеют никакого права преследовать, запугивать и применять физическое насилие по отношению к женщинам! Я уверена, ты сейчас думала и говорила бы иначе, если бы помнила о том, что он сделал.

— Может быть, — говорю, опустив голову. — А может, я не помню этого для того, чтобы вы все задумались, правильно ли вы поступаете, осуждая Богдана и отворачиваясь от него. Все совершают ошибки.

— Но не такие. Если бы ты хоть на секунду почувствовала то, что пережили все мы, глядя на спящую тебя и не зная, когда ты очнешься и очнешься ли вообще, тогда бы ты точно говорила и думала иначе. Почему ты вообще об этом думаешь?