— Это главное.

— Да! — смеюсь.

— Ты любишь свою работу, — говорит Аверьян. — Когда ты рассказывала мне, чем занимаешься и почему, у тебя горели глаза. Я тогда подумал, что ты и впрямь дочь своих родителей: хочешь помогать людям и делать этот мир прекраснее.

— Жаль, что я этого не помню. А мы с тобой давно знакомы?

Аверьян снова опускает голову, только теперь без улыбки.

— Не совсем. Мы познакомились несколько недель назад. Собственно, когда я приехал сюда.

— Правда? — я удивляюсь. — Я почему-то думала, что мы знаем друг друга много лет.

— Могли бы познакомиться раньше, но всё время что-то мешало: то ты заболеешь перед совместным отпуском, то у меня что-то приключится.

— Вот как. — Задумываюсь. Господи, как же это отвратительно ничего не помнить. — Что ж, я рада, что это, наконец, случилось.

— Да, — коротко смеется Аверьян. — Лучше поздно, чем никогда.

Где-то я уже это слышала…

— Ты всё ещё удивлена?

— Есть такое. Просто, я думала, раз ты просидел со мной столько времени и ещё отложил поездку по работе, значит, мы и впрямь давно дружим. Я имею ввиду, что нас связывает… дружба.

— Мы зря времени не теряли и сразу нашли общий язык.

— Видимо, так, — смотрю на него, мысленно перебирая пустые ящики.

— Кстати, мы с тобой уже сидели здесь, — говорит он, обведя взглядом беседку. — Ты рассказывала мне о своем детстве, когда родители удочерили тебя, а я сожалел, что меня в нем не было.

Подаюсь вперед и спрашиваю:

— Почему ты сожалел?

— Потому что находились те, кто систематически тебя обижал.

— О господи, — прикрываю рукой рот. — Я что, сидела тут и ябедничала?!