Услышав имя Ро, я напрягаюсь всем телом.
– Выслушай меня, – говорит Эрик, почувствовав, что я готова уйти в глухую оборону. – Ты была его лучшим другом – но он был моим. – Эрик опускает взгляд на землю. – Мы постоянно соревновались, да, но в хорошем смысле. Мы делали друг друга лучше.
– Я рада это слышать, – произношу я. – Ты к чему-то ведешь?
– Я веду к тому, что я всегда за него заступался. И заступаюсь до сих пор. В общем, мне очень долго казалось, что, раз так, то я должен не давать тебе покоя из-за того, что произошло.
Он переступает на месте.
– В общем, прости меня. Это было – и есть – не мое дело. Ро не захотел бы, чтобы я так с тобой поступал.
– Ты не знаешь, чего бы он захотел, – выпаливаю я, прежде чем успеваю взять себя в руки. Я ненавижу, когда люди говорят за тех, кто не может высказаться сам.
– Нет, знаю, – мгновенно отвечает Эрик. – Он сделал бы ради тебя что угодно.
От его слов у меня сжимается желудок – они слишком похожи на то, что Люк сказал мне в субботу. Чувство вины обвивается вокруг моих внутренностей, словно лассо.
– Это все из-за Люка? Ты решил поговорить со мной, потому что мы…
Эрик качает головой.
– В смысле, и из-за этого тоже, но не только. Я просто начал задумываться: может, то, что случилось тем вечером, было сложнее, чем мне казалось. А даже если нет, он все равно был твоим лучшим другом. Он надрал бы мне задницу за то, что я относился к тебе как последняя сволочь.
Я заставляю себя сохранять спокойное выражение лица, хотя от подступающих слез у меня сжимается грудь.
– В общем… извини, – говорит Эрик. – Вот и все. Это то, что я хотел тебе сказать.
Он выглядит так, словно у него гора спала с плеч, но у меня такое ощущение, что теперь ее несу я. Меня никогда не удивляло, почему Эрик так со мной поступал. Он знал Ро лучше кого бы то ни было. Кроме того, о случившемся тем вечером ему было известно гораздо больше, чем почти всем остальным. Так за что он извиняется?
Все, что он думал обо мне эти последние девять месяцев, – полная правда. Как бы мне ни было больно слышать его слова, они приносили мне нечто похожее на облегчение: по крайней мере, кто-то говорил обо мне то, что нужно было сказать.
– Спасибо, – запоздало произношу я. – Это… спасибо.
Он кивает.
– Без проблем.
– Мне нужно работать, – говорю я.