Последняя здравая мысль — из этого бедлама нужно выбираться. Срочно! Где-то в кармане путается телефон. Руки не слушаются, ноги словно не его.

— Вставай, лежебока-а-а! На работу опоздаешь.

Глеба подкинуло на месте от голоса рядом. Он вытаращил глаза на шатенку, прикрывающую грудь одеялом. Ее пальцы лежали на плече и будто по стеклу царапали острыми коготками. Да, к слову сказать нужно, что Паровозов заорал и нелепо забарахтался, отползая от нее. Упал с кровати и лежал на полу, молясь, чтобы ему привиделось. Сейчас поднимет голову и там никого… Тупо рассматривал свой вялый отросток, подозрительно испачканный в чем-то…

— Ты извини, у меня вчера месячные начались. Сама не в курсах была, — перекинула ногу на скатанное одеяло.

Глеба вырвало. Сначала в спальне, потом в ванной. Он отмывался от блевотины и смрада. Корежило так, будто в дерьме извозился по макушку и жрал его полными ложками.

«Не может быть! Я не мог… Не мог» — шел в отрицание. Каждое движение давалось с трудом. Стоило выйти в комнату отеля и спазмы вновь начались, только тошнить было нечему. Все уже вышло. Глеб, собрав последние силы стал одеваться, стараясь не смотреть вокруг на скотство, не слушать, что щебечет эта сука. Сама себе противен, а будет еще хуже… Нужно как-то сказать Соне или его задавит изнутри виной и презрением.

— Она уехала, Глеб, — сообщила теща по телефону. — Глеб, ты совсем дурак? Как ты допустил?

— Не знаю, Дина Васильевна. Верите вы мне или нет… Я сам нихрена понять не могу. Думаете, Соня простит? — он был как маленький мальчик, которому скажи любую чушь в разъяснение, и он ухватится, поверит в нее. Так проще, когда сам себе не находишь оправдания.

В трубке повисла тишина. Дина Васильевна всегда знала, когда нужно помолчать и сейчас молчанием убивала. Глеб и так на грани, а еще густое щемящее чувство потери обрушилось на него сверху, сбивая с ног. Мужчина присел на кухонный стул. Вращал глазами, не зная на чем остановиться. Обновленная кухня перестала быть уютной и красивой. Без Сони обстановка вокруг — просто декорации.

— Глеб, она сбежала. От тебя, от меня… От ситуации. Не думала, что когда-то это скажу… Глеб — ты мудак. А, моя дочь в данном случае права, что перешагнула и пошла дальше. Моя девочка сильная, она справиться. Однажды, позвонит мне и отцу, соскучится.

— Мне не позвонит никогда, — понял Паровозов.

Дина Васильевна вздохнула в трубку, и этот звук прошелся по Глебу как ледяной душ. Он заслужил это. Каждое слово, каждый упрек. Ненавидел себя за то, что превратил их жизнь в этот хаос, в эту безысходность. Глеб закрыл глаза, и слезы потекли по его щекам. Он чувствовал себя сломленным, раздавленным в блин. Дышать тяжело, в грудь словно кол осиновый вкрутили по часовой стрелке, по резьбе… Но, если тянуть назад, то с мясом.