– Значит, отменишь, – надавила она – впервые на памяти Пенни.

Это все было очень неловко, и хотелось, чтобы поскорее закончилось.

– Все в порядке. У меня на завтра планы. Вам нужно работать, верно? Мы и так, считай, провели Рождество вместе, правильно? Елка. – Пенни кивнула на очередное сооружение из мишуры. – Фильм. – Кивок на телевизор. – Вся семья в сборе. И тут отличный праздничный ужин – мне принесли пирог с курицей.

Слезы звучали в каждом слове, и Пенни не могла им не сдаться: они покатились по лицу. Снова.

– Ты перенервничала, – начала мама и присела на край кровати. Отец устроился с другой стороны.

– Нет, ма…

– Нервозность – один из симптомов перенапряжения. Это нормально, – начал отец лекцию, и это уже было не смешно.

– Хватит, бросьте! – воскликнула Пенни, скидывая с себя руки родителей. – Как вы можете?

Я уеду от вас через шесть месяцев, и вам больше не придется тратить на меня время! Вы сможете часами торчать в больнице, ставить всем диагнозы и умничать про нервозность, но на ближайшие полгода я ваш пациент! Неужели вы не видите, что я не в порядке? Или у вас впервые нет верного диагноза?

Слезы уже давно лились потоком, так что Пенни даже не пыталась их вытирать и перестала делать вид, что не в истерике.

– Тебе нужно успокоиться, – начала мама.

– Нет, мне нужно не успокоиться, а родители!

– И мы здесь.

Кажется, она тоже была готова вот-вот заплакать, но держалась.

– Доктор Браун. – Оба подняли головы. – Доктор Мелани Браун, вас вызывают в отделение по поводу малыша Барнсов.

Мама быстро вытерла что‑то со щек, быть может и правда слезы, и вышла из палаты, оставив Пенни наедине с отцом.

Реджинальд Браун, кажется, ждал, когда и его тоже вызовут.

– Иди, пап. Я хочу спать. Сказку читать не нужно, колыбельные тоже давно не нужны. Иди.

– Пенни, мы правда стараемся…

– Ценю это. Иди.