Гао Уюн, не слушая, продолжал кланяться, и мне оставалось лишь беспомощно сказать:

– Хорошо, я схожу с тобой разок.

Поднявшись с пола, он радостно проговорил:

– Несчастный знал, что барышня всегда жалеет покорных слуг вроде него.

Я первой вышла из дверей. Гао Уюн бегом обогнал меня и, подхватив с земли бумажный фонарь, пошел впереди, освещая путь.

Когда мы оказались у дверей моей комнаты, он прошептал:

– Его Величество внутри.

Он отошел в сторону, пропуская меня вперед, и замер у входа.

Тихо постояв с минуту, я толкнула дверь и вошла. Иньчжэнь сидел на кровати в домашнем халате и листал книгу. Услышав звук открывшейся двери, он тут же отложил книгу и уставился на меня в упор. Мы долго глядели друг на друга. Ощутив, как на глаза наворачивается влага, я поспешно отвернулась. Поднявшись, Иньчжэнь приблизился и протянул ко мне руки, чтобы обнять, но я оттолкнула его ладони, отошла к кровати и села.

Иньчжэнь сел ко мне вплотную.

– И ты говоришь, что не злишься?

– Опять тринадцатый господин меня обхитрил, – сказала я, отвернув голову и блуждая взглядом по расписной ширме.

Иньчжэнь тихо рассмеялся:

– Ему непросто быть зажатым между нами. Разве он не обхитрил и меня тоже?

С этими словами он сгреб меня в охапку и, положив голову мне на плечо, прошептал в самое ухо:

– Даже если ты злилась, за столько дней твоя злость должна была пройти, верно?

Я дернулась пару раз, но осталась у него в объятиях. Вспомнив горестные вздохи тринадцатого: «Что же вам мешает быть вместе?» – я почувствовала, что моя обида рассеялась, оставив в душе лишь печаль.

Видя, что я молча сижу, не двигаясь, и позволяю обнимать себя, Иньчжэнь поинтересовался:

– Еще злишься?

– Это я злюсь или же ты? – поинтересовалась я в ответ. – Именно ты первым перестал со мной разговаривать и замечать меня.