Светлый фон

– Ваш покорный слуга видел, как к вам пришла Чэнхуань-гэгэ. Почему барышня не осталась с ней?

Разъярившись, я сбросила его руку и прокричала:

– Сукин ты сын, даже меня осмеливаешься хватать! У тебя вообще есть голова на плечах?

Гао Уюн тут же бухнулся на колени и прижался лбом к земле, чем я сразу же и воспользовалась. Евнух же вскочил и бросился за мной вдогонку, уже не смея дотрагиваться до меня, и только без перерыва жалобно молил остановиться.

Сердце колотилось так, словно намеревалось выпрыгнуть из груди. Чувствуя, как душу наполняют боль и гнев, я что есть мочи неслась к уголовному отделу.

Я не успела даже добежать до дверей, а в нос уже ударил тошнотворный сладковатый запах, висевший в воздухе. Впереди толпились уважаемые евнухи и придворные дамы со всего Запретного города, а вместе с ними и младшие евнухи со слугами и служанками. Все они выглядели едва живыми от ужаса: кого-то била крупная дрожь, кто-то без сил сидел на земле, а некоторые стояли согнувшись, и их рвало.

В центре я увидела огромный чан, что стоял на подпорках на огне, и мне показалось, что в то мгновение мои внутренности принялись ходить ходуном. Не в силах больше сдерживаться, я опустилась на корточки, и у меня началась безумная, неостановимая рвота. Меня тошнило до тех пор, пока в желудке не воцарилась сосущая пустота и рвать стало попросту нечем. Тогда я, собрав последние силы, встала, вытерла лицо и отвернулась, не смея глядеть на чан и вместо этого блуждая взглядом по толпе. Внезапно я увидела в ней силуэт Ван Си. Обессилев, он валялся на земле и плакал навзрыд. Сердце, что до этого прыгало у меня в глотке, наконец успокоилось и опустилось на положенное ему место.

Не осмеливаясь больше вертеть головой, я развернулась, чтобы уйти, но ноги подогнулись, и если бы Гао Уюн, что все это время с мертвенно-бледным лицом стоял рядом, не поддержал меня, то я бы упала. Я вновь выпрямилась, держась за его предплечье, и он умоляюще протянул:

– Барышня, обопритесь на руку вашего покорного слуги и пойдемте назад!

Я хотела идти сама, но голова кружилась так, что ноги заплетались и не желали слушаться. Оставалось лишь опереться на руку Гао Уюна.

– Кто там? – спросила я, стараясь унять дрожь в голосе.

Гао Уюн молчал. В одно мгновение страх, горе и гнев, обуревавшие мою душу, усилились стократно. Не контролируя себя, я заорала:

– Говори! Я уже все видела. Хочешь, чтобы я сходила и сама спросила, кто там, в чане?

Гао Уюн задрожал всем телом.

– Барышня, прошу вас, пощадите вашего покорного слугу. Если Его Величество узнает, от меня даже не останется чего-нибудь, что можно будет похоронить.