– Он сказал, что отдает свою дочь в твои руки, матушка.
Глаза матери наполнились слезами. Она резко отвернулась, бросив:
– Ты устал с дороги, иди к себе и хорошенько отдохни.
Почтительно поклонившись, Далантай повернулся и пошел, боковым зрением заметив, как по щеке матери скатилась слеза.
Прошло чуть больше месяца, и до них дошла весть о том, что тринадцатый господин скончался от болезни.
Далантаю было немного грустно, но не так уж и сильно, ведь он не приходился ему ни родственником, ни другом.
Мать же была убита горем. Как только это печальное известие дошло до них, она у всех на виду разразилась такими сильными рыданиями, что едва не лишилась чувств в объятиях отца. Позже она, не обращая внимания на всеобщее неодобрение, устроила алтарь с табличкой и велела старшему брату Далантая поминать тринадцатого господина на правах его зятя. Сама она также каждый день поминала его молитвами и подношениями.
Далантай изумлялся, но ни о чем не спрашивал и тоже поминал тринадцатого господина вместе с ними.
Однажды глубокой ночью Далантай услышал чье-то едва различимое пение. Песня не была похожа на монгольскую. Движимый любопытством, Далантай отправился в ту сторону, откуда доносилось пение, и увидел матушку в белых траурных одеждах, поющую у таблички с именем тринадцатого господина.
Любовь, что истинна, – равнина без краев, Что вынесет дождей и ветра гнев. Но солнце вырвется из плена облаков, Осветит нас, лучами обогрев. Любовь, что истинна, – как слива во цвету, Не погубит буран ее вовек. В мороз она свою являет красоту…Матушка пела и легонько размахивала рукавами, исполняя изящный, неторопливый танец. В какой-то момент ее горло сдавили рыдания и она остановилась, не в силах петь дальше. Внезапно откуда-то донеслись звуки моринхура. Подхватив матушкину мелодию, струны тихо продолжали ее.
Далантай увидел своего неизвестно откуда взявшегося отца, который сидел на земле возле таблички, скрестив ноги, и играл на моринхуре. Мать тоже заметила его и застыла на месте.