– Не волнуйся об этом. Думай о том, как сделать меня бабушкой.

Это потрясающе. Я завороженно смотрю на своего ребенка в прозрачной кроватке рядом с моей кроватью. Он идеален.

Я разбита, но чем больше я смотрю на него, тем чаще думаю: я бы сделала это снова.

Когда я рассказала об этом медсестре, она ответила:

– Поговорим об этом, когда пройдет действие анестезии.

– Привет, мамочка. – Это голос Сесиль, которая заглядывает в дверь. – Можно?

Я киваю. Меня мучает чувство вины перед ней.

Она была так добра ко мне, а я исчезла, не попрощавшись, без единого слова. Я была так расстроена и зла на Эшфорда, и мне было противно все и все, так что вместе со своим прошлым я похоронила и ее.

– Сесиль, я тысячу раз хотела позвонить тебе. Но не смогла.

Она останавливает меня, подняв руку:

– Я все знаю. И не хочу твоих извинений, ты мне ничего не должна. – Она с любопытством наклоняется над кроваткой: – К счастью, он похож на тебя.

– Про боль говорить не буду. Иногда мне казалось, что я умираю.

– Невозможно. Ты переживала вещи и похуже, – возражает она. – К примеру, Дельфину.

– Пожалуйста, не напоминай мне о ней.

– Она тоже там, снаружи. Стояла над душой каждого медработника, проверяла его профессионализм и дееспособность. Просто повезло, что охрана ее не выставила. – Сесиль протягивает палец и касается носика малыша: – Привет, я тетя Сесиль.

– Хочешь взять его на руки? – спрашиваю ее я.

Она в ужасе распахивает глаза:

– Нет-нет-нет. Я могу что-то ему сломать. У меня полностью отсутствует материнский инстинкт.

– А что будешь делать, когда у тебя появится свой ребенок?

– Не появится. Еще не хватало, чтобы медицинский консилиум смотрел, как я лежу голая с раздвинутыми ногами, и ждал, пока из меня вылезет что-то размером с дыню.