– Как хочешь, – ответила Аннализа, – но не забывай, что мы с радостью тебя примем. Ей-богу, Nonna, я не успокоюсь, пока тебя не уговорю. Неужели ты не понянчишь нашего ребенка?

Бабушка погрозила ей пальцем:

– Уговаривай сколько угодно. – И добавила: – Все равно я буду недалеко – ты же знаешь, как я отношусь к детям.

Вечером Аннализа села за обеденный стол и написала Томасу длинное письмо, пытаясь найти в себе хоть какое-то подобие положенной радости. На самом деле она несколько раз начинала писать, но рвала письма, не дописав и до половины. Сейчас не время нагружать Томаса ее страхами о том, как она справится, пока его нет дома. И о том, смогут ли они дать ребенку все самое лучшее. И о том, сможет ли она рисовать и дальше. Пока Аннализа будет справляться с этими страхами в одиночку. Все, что ему нужно знать, – она беременна и счастлива, скоро в их семье будет трое.

Когда письмо было закончено, а предыдущие пять лежали скомканные на столе, Аннализа без тени сомнений поцеловала его под своей подписью, оставив алый след помады, а потом запечатала. Марки закончились, поэтому она решила завтра в обед заглянуть на почту.

Долгое время она сидела, разглядывая лишенное марки письмо, пустые пятна между картинами на стенах и темнеющий за балконом город. Надо ли посылать это письмо? Аннализа мысленно вернулась на Гавайи, вспомнив, как Томас отнесся к тому, что ее уволили, и как его мучила мысль, что он от нее далеко. Конечно, ребенок – еще одна серьезная причина вернуться домой, однако разве у него и так недостаточно причин? Эта новость может не только помочь, но и навредить. Вдруг он станет волноваться об Аннализе и о том, как она приняла новости, и не сможет сосредоточиться, когда речь идет о его жизни.

Аннализа закрыла глаза, молясь, чтобы к ней пришло просветление. Вместе с молитвой пришел новый страх: вдруг Томас не захочет, чтобы она совмещала беременность с работой, и будет волноваться, что она натворит глупостей, чтобы справиться в одиночку. Он захочет быть здесь, помогать деньгами.

Томас отлично ее знает, он без труда поймет, как ребенок способен навредить ее карьере. Сможет ли она рисовать, когда сил станет меньше? Он все это взвесит и будет снова ругать себя за то, что испортил свои оценки. А ведь этого можно было бы избежать, если бы он сохранил отсрочку. Теоретически он даже мог бы бросить колледж, чтобы заниматься ребенком. Томас сведет себя с ума подобными мыслями, одновременно пытаясь выжить среди ужасов вьетнамской войны.

А что на это скажет его семья? Билл Барнс найдет себе новый повод для бешенства, а вот Элизабет Барнс, возможно, будет в восторге. Оба раза, когда они этим летом разговаривали по телефону, она повторяла, как ей не терпится погулять с внуками по городу и как она хочет, чтобы Томас и Аннализа переехали в Давенпорт. Аннализа просто отмахнулась от ее фантазий, уверив миссис Барнс, что подобные решения они с Томасом будут принимать вдвоем, когда он вернется домой. Интересно, что за бабушка выйдет из миссис Барнс? Надменная и неприступная? Или сдержанная, но с осознанием чувства долга?