Минут через десять послышались другие голоса. Семья собиралась. Время на исходе. Заставив себя встать, Аннализа оделась и потащилась по коридору. Она поздоровалась, не встречаясь ни с кем глазами, а потом обернулась и увидела, что Nonna сидит на полу гостиной вместе с Селией. Тетя Джулия рассказывала о каком-то симпатичном мальчике из церкви, который снова свободен, но Аннализа не слушала. Она видела только одно.
Селия впервые сидела сама, сияя волшебной, как звезды, улыбкой.
Даже годы спустя Аннализа рассказывала, что никогда в жизни не видела ничего прекраснее, и именно в эту минуту она влюбилась в свою дочь. Именно тогда она по-настоящему стала матерью, и заулыбалась так, как не улыбалась раньше никому, разве что своей маме и Томасу.
Nonna посмотрела на внучку снизу вверх.
– Она только что села.
– Вижу.
И Аннализа чуть не осталась в кровати и все не пропустила! Ну все, хватит, сказала она себе и поспешила к дочери. Аннализа опустилась на колени и раскрыла объятия. Как ни смешно, ей теперь казалось, что она всю жизнь видела только черное и белое, а сегодня проснулась и увидела остальные цвета.
– Ты теперь такая большая девочка.
Она потянула малышку к себе, Селия с хихиканьем плюхнулась к ней на колени.
Аннализа улыбнулась еще шире. Что-то ей подсказывало, что она больше не забудет это чувство и не потеряет настрой. Теперь это был не просто слабый вкус новой жизни – она изменилась навсегда.
– Я люблю тебя, Селия. Очень люблю.
– Я такая глупая, – сказала Аннализа бабушке, прося этими словами прощения за то, сколько нервов ей истрепала, когда после переезда превратилась в трудного подростка, но самое главное – за то, что не оправдала их с мамой ожиданий и не стала той женщиной, которую они растили.
– Прости, – прошептала Аннализа на ухо дочери – Прости за то, что я была такая. – Она взяла девочку на руки и пообещала: – Я здесь, моя любимая, я здесь, и с этой минуты всегда буду с тобой.
Аннализа обернулась и увидела, что вся семья смотрит на нее с гордостью и со слезами на глазах. И глубоко вздохнула, когда они обступили ее любящей толпой.
Назавтра в гости к Аннализе и ее бабушке приехал Уолт, и все трое устроились на веранде, пока Селия спала. Растения в горшках, посаженные бабушкой в этом году, цвели полным цветом и тянулись к солнцу. Музыкальную подвеску, собранную в магазине часовщика, Аннализа повесила рядом с маминой, и они потихоньку напевали мелодичную песенку.
Аннализа сказала:
– Не знаю, как объяснить, и вряд ли я когда-нибудь повторю это вслух, но, по-моему, я раньше не очень-то любила Селию. Ужасно, да? То есть любила, только меньше, чем другие мамы. Уж точно меньше, чем любила меня мама и любите вы. А теперь что-то изменилось. Я словно… как бы сказать… словно не видела ее. Винила дочь в чужих грехах. Как я могла? Даже не верится.