Оба они приводили серьезные доводы, но это не решало проблему.

– Как ты могла не прийти ко мне? – повторил Томас.

Теперь в его голосе звучала тихая мольба вернуть прошлое.

Она мотнула головой.

– Я была в ярости. Откуда мне было знать, что твоя сестра лжет? Я видела фотографию.

– Разыскала бы меня и позволила бы все объяснить. Хотя бы этого я заслуживал. Ты ведь знала, что я на такое не способен. Ты была для меня важнее всего на свете. Я бы никогда так с тобой не поступил. – У него задрожал голос. – Ты и сейчас для меня важнее всего.

Слова Томаса раздавили Аннализу, и она покраснела от стыда, вдвойне сознавая свою вину. Она тоже любила Томаса, и в это краткое мгновение, перед тем, как сказать ему правду, чувствовала, что у них появился шанс начать сначала. Но ее решение спрятать Селию скоро разрушит этот шанс, и это случится прямо сейчас.

Прямо сейчас.

– Есть еще одна причина, – сказала она, сама не понимая, как такое могло случится – как вышло, что вся их жизнь оказалась разрушена.

– Еще одна?

Аннализа указала на пляж.

– Все дело в ней.

Томас взмахнул руками, готовый взорваться.

– Что значит – в ней? Потому что ты мне изменила?

– Нет, Томас, – прошептала Аннализа. – Потому что она наша дочь.

Время остановилось. Даже волны как будто утихли.

– Что ты такое говоришь? – еле выдавил он.

– Она твоя, Томас, – наконец выпустила она тайну на свободу. – Я забеременела на Гавайях – она твоя.

Признаться в своем преступлении было все равно что поджечь фитиль бомбы. Аннализа ждала чудовищного взрыва. Томас долго смотрел на нее, открыв рот и подняв брови.

Не слушая ее извинений, он повернулся спиной и подошел к кромке травы, где валуны спускались к морю, и впервые посмотрел на Селию с мыслью, что он ее отец. Аннализа молча наблюдала, горько жалея о том, что хранила рождение дочери в секрете. Ее преступление было ничуть не меньше того, что совершила Эмма.