Бог с ней, с виной и с ее преступлениями. Все это неважно. Сейчас важнее всего этот парень, который заслуживает гораздо большего, но по какой-то безумной причине желает только ее.
Томас прижал ее ближе, и они переплели пальцы.
– Ты одна?
– Да, а ты? Как же та девушка, которая была на рынке?
– Тоже. То есть мы пробовали встречаться, но в ту минуту, как я тебя увидел, все закончилось. Я никогда не любил никого, кроме тебя. Никогда в жизни. Все, о чем я мечтал, – это быть с тобой.
Аннализа прижалась лбом к его груди, а потом подняла глаза.
– Я вся твоя, Томас. Все, что у меня есть, – твое. Навсегда.
Аннализа думала, что он ее сейчас поцелует, но он разнял их ладони и крепко, как никогда раньше, обнял ее. И Аннализа заново влюбилась в Томаса, забыв обо всем на свете. Она была самой счастливой и самой любимой женщиной на земле.
Отпустив ее, Томас сказал:
– Я даже не представляю, с чего нам теперь начать, но давай начнем с того места, на котором мы закончили? Я больше не проживу ни единого дня без тебя и без дочери.
Аннализа вытерла глаза и закивала. Он положил руки на ее талию, и они прильнули друг к другу, совсем как в тот вечер на уличном сеансе кино, когда впервые поцеловались. Зияющая дыра в ее сердце зарастала с каждой секундой. Это было чересчур, но именно то, что ей нужно, и когда их губы встретились, словно недостающий кусочек ее мира встал на свое место, и в душе взорвался невиданный прежде фейерверк красок.
Она обвила руками шею Томаса и притянула его к себе. Их страстный поцелуй поглотил все время, потерянное из-за лжи после Гавайев, и разжег угли, которые никогда по-настоящему не гасли.
Томас коснулся своих губ, которых только что касались ее губы, такой счастливый, что этого счастья хватило бы на всю жизнь.
– Если бы ты только знала…
– А я знаю, – ответила Аннализа, которая и сама была невероятно счастлива. Она знала, как сильно он по ней скучал, как скучал по их поцелуям, по их близости – потому что и сама чувствовала то же самое…
После долгого объятия они отстранились друг от друга, и Томас сказал:
– Я не знаю, как быть с сестрой.
Аннализа в какой-то степени хотела оправдать Эмму.
– Она была ребенком и боялась тебя потерять. Кроме того… – Аннализа вспомнила Эмму во время их первой встречи. – Кроме того, ей было плохо, Томас. Хуже, чем мне за всю жизнь.
– Что ж, а теперь она счастлива. – Томас отошел от потрясения и говорил тверже. – Почему бы и нет? Она добилась, чего хотела, и я не собираюсь смотреть на это сквозь пальцы. Она едва не разрушила наши с тобой жизни – хотя почему едва? Она разлучила меня с любовью всей моей жизни и с нашей дочерью.