Ужин убрали, подали десерт – значит, вот-вот начнутся речи. Над сценой висит баннер с надписью: «Организация по защите детей чествует Мэриан Мэннинг». Тянусь за вином, однако меняю решение и пью воду. Мне еще подниматься на сцену и говорить на глазах у всех, потому нужно сохранить трезвый разум.
Руки у меня горячие и липкие. Ненавижу эти банкеты. Приходится надевать вечернее платье, чтобы меня можно было демонстрировать, словно статую какой-то святой. Зато такие мероприятия привлекают внимание спонсоров к моему фонду, так что терплю их, когда приходится.
В микрофон гулко объявляют мое имя. Раздаются дружные аплодисменты. Встаю из-за столика и поднимаюсь по ступенькам на сцену. На подиуме стоит женщина в платье из золотой парчи, Гвендолин Холлидей, президент Организации по защите детей. Она улыбается, протягивая мне награду.
Приз на удивление тяжелый: глобус из матового стекла с моим именем, выгравированным на подставке из полированного синего мрамора. Сверкают вспышки, щелкают затворы фотокамер. Пресса. Вездесущая пресса.
Смотрю на море лиц, ждущих от меня каких-нибудь глубоких мыслей. Жалею, что набросала черновик речи – хотя я, кажется, никогда не научусь им пользоваться, все время путаю страницы.
Илезе и девочки гордо улыбаются. Они восхитительно выглядят в своих новых платьях и с завитыми в локоны волосами. Лида с энтузиазмом машет мне рукой. Машу в ответ и посылаю ей воздушный поцелуй.
– Привет, Лида!
Зрители смеются. Это помогает мне расслабиться, и я готова заговорить. Терпеть не могу эхо своего голоса в зале с высоким потолком, но улыбаюсь и произношу правильные вещи. Благодарю организаторов, и те сияют улыбками в ответ. Делаю самоуничижительное замечание о своих недостатках как оратора, и по залу пробегает дружелюбный смешок. Искренне говорю о том, как важно осиротевшим детям обрести семью, и слушатели энергично кивают.
Внезапно мой взгляд выхватывает в толпе человека. В дальнем углу стоит мужчина. Высокий, угловатый. Он не кивает и не улыбается – и при этом не сводит с меня глаз. Спустя столько лет я узнала бы его где угодно.
Зал плывет перед глазами, сужается до пары темных точек. На мгновение кажется, что ноги меня не удержат, и я уже представляю себе заголовок в завтрашней газете: «Филантроп Мэриан Мэннинг упала в обморок на ужине в ее честь». Однако удается устоять на ногах и закончить свое выступление. Спускаюсь со сцены под шум аплодисментов, но звук странно глухой, как будто меня погрузили под воду.
Илезе всматривается в меня, когда я сажусь в кресло и салфеткой промакиваю пот на верхней губе. Спрашивает, все ли со мной в порядке. Киваю и выдавливаю улыбку. А в голове проносится мысль: «