Эшлин озадаченно нахмурилась.

– Не поняла последнее слово. Что значит ахот?

– На иврите это «сестра».

Эшлин прижала руку ко рту, с ужасом думая о том, как молодой матери пришлось написать такое письмо. Какое, должно быть, горе испытывала Йоханна, осознавая, что вряд ли переживет рождение своего ребенка, и какой силой веры надо обладать, отдавая дочь женщине, которая еще за пять месяцев до этого была ей совершенно чужой. Неудивительно, что Мэриан запомнила каждое слово.

– Ей повезло встретить вас, – тихо проговорила Эшлин. – Не могу себе представить, каково мне было бы принимать такое решение или писать такое письмо.

– Я не знаю, когда она это написала, но Йоханна понимала, что из больницы домой уже не вернется. Думаю, она просто устала бороться. Меня до сих пор удивляет, как она могла подумать обо мне в такое время.

– Но вам было ясно, что она предлагала в письме?

– Да. Прежде я говорила ей о том, что хотела бы когда-нибудь приехать в отцовский дом. Однако с ребенком на руках это было невозможно. И вот она подарила мне имя своего умершего сына. Выдав Закари за старшего брата Илезе, мы оба освободились бы от клейма незаконнорожденности. Свидетельство было датировано 9 октября 1941 года, за девять месяцев до рождения моего Томаса, но это не представляло большой проблемы. Тем не менее я никогда не возвращалась в родной дом. Отца я по-прежнему боялась. Но теперь я могла переехать, куда захочу, и начать все сначала. Так я и сделала.

– И переехали в Марблхед.

– Да. – Мэриан невесело усмехнулась. – В дом на краю земли.

– Когда мы с Итаном все поняли, то договорились ничего вам не говорить. Честно говоря, совсем не хотели, чтобы это произошло сегодня вечером. Или вообще когда-нибудь.

– Спасибо тебе за это, но я заметила, как ты посмотрела на Итана, когда Илезе говорила о Закари, и поняла, что ты знаешь. Пожалуй, сейчас это уже не имеет значения. Закари взрослый и давно не нуждается в моей защите. Теперь он сам стал моим защитником, и я люблю его за это. Он, кстати, в курсе. Они оба в курсе.

– Все?

Мэриан неловко отвела взгляд.

– Имен я не называла, если ты об этом. Но однажды я усадила их перед собой и объяснила, что биологически они на самом деле не брат и сестра. Закари было четырнадцать, Илезе – двенадцать. Я хотела подождать, пока они станут старше, но Илезе начала допытываться, почему они с Закари совсем не похожи. Один из ее одноклассников об этом сказал, и она все приставала ко мне с вопросами. Поэтому я объяснила.

– Как они это восприняли?

– Закари пожал плечами и спросил, когда будем обедать. Илезе потребовалось время, чтобы прийти в себя. Ее не волновал тот факт, что я родила ребенка вне брака – вообще-то, думаю, она даже считала это смелым шагом, – но ее ужасно расстроило то, что я лгала насчет Закари. Она всегда была нетерпимой к обману. Я боялась, что это встанет между ними. Однако, наоборот, только сделало их ближе. Это тоже на нее похоже. У Илезе доброе сердце, она просто скрывает это за своей колючестью. Позже, когда мы с Закари остались одни, я спросила, хочет ли он узнать, кто его отец. Сказала ему, что, возможно, смогу договориться о встрече, если он пожелает.