– Он что-то тебе сделал?

– Нет, он вообще ко мне не прикасался. Он просто… заговорил. О пожаре и о том, как мне повезло, мол, что никто не пострадал. Он, знаешь, словно издевался надо мной. Тем более, что у него в руках при этом был топор.

Эндрю оторопел:

– Он был с топором?

– Ну, он, конечно, не размахивал им, он просто купил его только что в магазине. Но он знал наверняка, что я испугаюсь. Он этого добивался. И взгляд у него был такой ледяной – как будто он готов был удавить меня голыми руками, знай он, что это сойдет ему с рук. А я просто стояла и слушала, как он чуть ли не признавался мне в поджоге.

Эндрю забрал из ее руки пустой стаканчик, скомкал его и кинул в стоявшую рядом мусорницу.

– Я понимаю, что он сильно тебя напугал, Лиззи, но говорить о пожаре – пусть даже ехидничать по этому поводу – совсем не то же самое, что признаваться в поджоге. Подумай-ка. Он упоминал что-нибудь такое, чего не должен был бы знать? Нечто такое, чего не писали в газетах?

Лиззи поглубже уселась в кресле.

– Нет, все это было в прессе.

– Он угрожал тебе? Я имею в виду – по-настоящему угрожал?

– Да я бы не сказала. Нет, не угрожал. Но он это явно подразумевал. Я даже чувствовала, как от него исходит этот запах.

– Ты чувствовала… этот запах?

Лиззи глубоко вздохнула, напоминая себе, что нужно поосторожнее распоряжаться словами.

– Просто мне это дано, – тихо объяснила она. – Так, видимо, устроен у меня мозг. Я ощущаю обонянием то, что чувствуют люди, и Фред определенно испытывал ко мне глухую ненависть.

Эндрю кивнул, усваивая эту новую для себя информацию.

– И как пахнет глухая ненависть?

– Гнилостным духом. Как будто что-то разъедает его изнутри. И он хотел, чтобы я это знала. Иначе зачем, скажи, он стал бы упоминать, что его первая жена погибла при пожаре? Может, мне стоит обратиться в полицию?

– Это, конечно, вариант – хотя не думаю, что самый эффективный. Если нет факта открытой угрозы, полиция ничего не может сделать. Есть даже законы, касающиеся выражения угроз, – однако быть таким мерзавцем совсем не противозаконно.

– И даже не важно, что я сама чувствовала, как он мне угрожал?

– Для полиции? Не уверен. А вот для меня это важно. – Он выключил настольную лампу и схватил со стола мобильник с ключами. – Езжай домой. Я тебе попозже позвоню.