– Они похожи на тебя, – тихо отвечаю я. – Особенно Рори.

Уголки его губ слегка ползут вверх, на лице появляется неловкая улыбка, которая мгновенно исчезает.

– Я почему-то всегда представлял, что наша дочь будет похожа на тебя. Похоже, ничего не получилось так, как я задумывал.

– Точно, – киваю я, – ничего.

Я кладу на диван альбом и вручаю Энсону его дорожный бритвенный набор:

– Вот, это – твое.

Он берет несессер, медленно вертит его в руках. Наконец поднимает на меня глаза:

– Ты его хранила… сорок лет?

– Ты совершенно точно знаешь, сколько я его хранила, – сухо отвечаю я. – Я бы отдала его и раньше – но раньше ты был мертв.

– Солин…

Я отворачиваюсь, устав от этих препирательств, но Энсон хватает меня за запястье и разворачивает лицом к себе. И, кажется, только сейчас до него доходит тот факт, что у меня закрыты руки. Он вдруг замирает, и лицо его становится непроницаемым.

– Почему на тебе перчатки? Что у тебя с руками?

– В моем салоне случился пожар, – отвечаю я, с трудом выдерживая его взгляд. – Уже четыре года назад. Я пыталась спасти платье, и огонь перекинулся мне на рукава.

– И ты…

– Да, обгорела.

Морщинки вокруг его глаз слегка разравниваются, его ладонь ослабляет хватку.

– Прости. Я не знал.

Тепло от его пальцев просачивается сквозь перчатку, лишая меня способности думать. Я высвобождаю руку.

– Ты много о чем не знаешь.

– Солин…