Марк сделал вид, будто внимательно меня разглядывает, потом кивнул.

– Думаю, ты справишься.

Слава богу. Наконец-то мы дошли до этого дурацкого музея. Здесь, по крайней мере, мы могли говорить о выставке, а не о наших личных делах.

Основные экспозиции Музея Дома (украшенные сейчас в соответствии с рождественскими традициями соответствующей эпохи) представляли собой типичные британские гостиные разных столетий, обставленные подлинной антикварной мебелью. На стенах висели копии картин того времени, а на столах красовались историческая посуда и даже муляжи традиционных блюд. Заходить в гостиные не разрешалось – интерьеры приходилось рассматривать из-за бархатных канатов на стойках, но у посетителей все равно появлялось ощущение, будто они заглядывают в прошлое.

В первом же зале-гостиной, посвященном быту лондонцев XVII столетия, стояли столы, ломившиеся от блюд, которые были мне знакомы, так как я уже бывала здесь раньше. В основном это были сладости, считавшиеся признаком богатства, поскольку в те времена сахар был очень дорог. (Как видно, и в семнадцатом веке англичане были не прочь пустить соседям пыль в глаза.) Сейчас, разглядывая старинные десерты, я подумала о том, что, существуй в те времена Инстаграм[26], снимки этих фальшивых яиц и бекона, сделанных целиком из сахарной пасты, непременно бы туда попали.

Потом мы двинулись дальше, и Марк, заглянув в информационный буклет, купленный при входе, прочел несколько строк о затейливом торте, который занимал добрую половину стола в гостиной эпохи Регентства.

– Только представь, – воскликнул он, – оказывается, в те времена заварной крем зеленого цвета получали путем добавления мышьяка! Интересно, каково это было – откинуть копыта после куска рождественского ядовитого торта!

Никакого ответа на это замечание – ни остроумного, ни обычного – я придумать не смогла, поэтому промолчала. К тому моменту, когда мы переместились в викторианскую гостиную, у меня разыгралась сильнейшая мигрень. И какого черта я сюда поперлась, злобно думала я в промежутках между приступами головной боли. Сидела бы себе дома и не имела никаких проблем, а теперь пожалуйста – мучайся! И поделом тебе!

А мучиться было отчего: помимо головной боли и неловкости между нами. Дело было в том, что обстановка викторианской гостиной просто кричала о присутствии детей. Фарфоровая кукла, брошенная в кресле, крашеные деревянные кубики на полу, деревянная модель Ноева ковчега под елкой и попарно выходящие их нее крошечные фигурки животных. Не лучше в этом смысле была и комната, посвященная 1950-м годам: в ней повсюду были разбросаны яркие ленты и цветная бумага для упаковки подарков, словно живущая здесь семья только что вышла куда-то через дверь в задней стене.