– Почти. Офицер вермахта, который присутствовал на моем допросе, предложил отправить меня туда. И через час я оказалась в этом фургоне.

Повисла долгая, неловкая пауза. Дейдра буравила меня взглядом:

– Ты знала его, Симона?

Я внезапно почувствовала себя разоблаченной. И не только как шпионка, но и как Эйприл – женщина, которая украла личность собственной сестры и жила во лжи со времен Лондонского блица. Я посмотрела Дейдре в глаза и нахмурилась. У меня было дурное предчувствие.

– Почему ты спрашиваешь? Это он тебе сказал?

– Да. Сказал, что знал тебя еще до войны. Что ты встречалась с ним в Берлине – была его любовницей.

Все эти годы я так мастерски скрывала правду – даже в Гранчестер-холле в Англии – и вот оступилась. Я не могла подобрать слов.

– Он сказал, что ты выдала ему всех, – продолжила Дейдра. – И за это он отпустил тебя, поэтому теперь ты в безопасности в каком-то парижском отеле. Еще ты якобы умоляла его помочь и мне тоже, потому что считаешь меня подругой. Обещал отправить меня к тебе, на свободу, если я заговорю.

Я потянулась к ее руке:

– Надеюсь, ты ему не поверила.

– Конечно нет. Иначе меня бы здесь не было. Я знала, что ты не заговоришь. Но даже если бы я в этом сомневалась, под их дудку бы плясать не стала.

– Рада это слышать. – Я запрокинула голову. – Если ты заметила, я не в отеле. Как бы мне этого ни хотелось.

Она продолжала настороженно вглядываться в меня:

– Ты правда любила его, Симона? Когда-то?

По моей щеке скатилась одинокая предательская слезинка, которую я тут же яростно смахнула:

– Да. Но это было до войны. Раньше он был хорошим человеком. Клянусь. По крайней мере, мне так казалось. Возможно, я ошибалась на его счет.

Фургон неожиданно вошел в резкий поворот, и Дейдра покачнулась.

– Может, и не ошибалась. Война меняет людей.

Я вспомнила слова, которые он сказал мне накануне расставания. Все это будет тяжелым грузом лежать на моей совести.

Возможно, он все-таки не выдержал ужасов, которые его заставляли творить, и задушил в себе все то доброе, что не давало ему спать по ночам. Возможно, он навсегда похоронил в душе эти чувства.