МОНТИ

С учетом моей блестящей репутации по разрушению всего хорошего, я, наверное, должен был догадаться, что, когда мистер Флетчер вызвал меня к себе в кабинет, этот день станет тем самым, когда я с треском все запорю.

Мистер Флетчер стоит за своим столом и с грохотом швыряет на него газету.

— Что это?

— Газетный листок, сэр, — отвечаю я, развалившись в кресле по другую сторону от громадного стола из красного дерева, занимающего половину кабинета. — Конкретно этот из «Седар-Хиллс».

— Я про это, — он тыкает пальцем в мое черно-белое фото внизу первой полосы. — Твое интервью с Ханселом Боунсмитом о двух наших авторах.

Я пожимаю плечами:

— Он попросил поделиться информацией о любимой всеми реальной истории любви.

Мистер Флетчер трет лоб. Он крепкий мужчина с темными волосами и густыми усами. Я всегда считал его вполне уважительным начальником, хоть и немного занудным, и помешанным на правилах. А я их не жалую. Ну, кроме тех случаев, когда речь идет о правилах игры, пари или спорта — тут я за каждую букву. Честно говоря, я вообще удивлен, что он согласился публиковать «Июньский портрет, запечатленный в покое», ведь там была капля… скажем так, творческого обмана.

Он опускает руку и снова стучит по газете:

— Ты утверждаешь, что сыграл роль свахи для Эдвины Данфорт и Уильяма Хейвуда во время их тура.

— Так и есть. Ну… я так думаю. Спросите их — скажут, что я тут ни при чем.

— Судя по интервью, ты тут явно при чем.

— Спасибо. Приятно, что хоть кто-то мне верит.

— Это не комплимент, — сухо отвечает он и садится в кресло, опираясь локтями на стол. — Ты утверждаешь, что курировал пари между ними.

— Факт.

— Пари на соблазнение.

— Тоже факт.