– Должен сказать, Джуд, что хозяин из тебя неважный, – прикалывается Саймон, и тон у него напряженный, хотя он и пытается говорить как обычно.

Но Джуд этого даже не замечает. Он слишком занят, оглядывая нанесенный ущерб.

– Это сделал не он, – говорю я и сжимаю его руку. – Когда я была здесь вчера, все они были аккуратно расставлены на полках.

– Как ты думаешь, это сделал шторм? – спрашивает Моцарт, но в ее голосе звучит сомнение.

– Я думаю, это сделали Жаны-Болваны, – отвечаю я, чувствуя, как меня пронизывают ужас и гнев. – Я видела вчера, как здесь шнырял Жан-Люк.

Я не даю себе труда рассказывать о том, что, войдя сюда, Жан-Люк каким-то образом исчез – сейчас это неважно. Важно другое – Джуд, и что это значит для него.

– Эй, – говорю я, пытаясь оценить его душевное состояние. – Ты в по…

– Нет, – рычит он голосом, которого я никогда не слышала у него прежде. – Я совсем не в порядке.

Но вместо того чтобы сказать что-то еще, он направляется к последней полке. Здесь, на самом верху стоит одна-единственная банка, и только она все еще закрыта крышкой.

Я хочу спросить его, что это, но прежде, чем успеваю это сделать, Джуд берется за ее верх и тянет на себя. Когда он это делает, потолок раскрывается, и сверху медленно выдвигается еще одна лестница.

– Какого черта? – восклицает Луис, одновременно возбужденно и гадливо. И я понимаю почему.

Луис, Ева и я проверили каждый уголок и закоулок этого погреба, но нам не пришло в голову осмотреть потолок. Да и справедливости ради, кому бы это вообще могло прийти на ум? Это же погреб, в котором когда-то хранились корнеплоды. Кто встраивает что-то в потолок помещения, целиком находящегося под землей?

Джуд не отвечает, а просто молча взбегает по лестнице. И пригибается, не добравшись и до ее половины.

Я начинаю подниматься вслед за Джудом, пока остальные толпятся с лицами, на которых написаны недоумение и любопытство.

Но мне еще далеко до самого верха, когда он восклицает:

– Черт! – и начинает спускаться.

Я еще никогда не видела Джуда таким – он настолько вне себя от ярости, что не может сказать ничего внятного.

– Что там? – спрашиваю я, желая осмотреть все сама.

Но он уже протискивается мимо меня, явно не в себе.

– Еще банки, – коротко бросает он.