Улыбка тронула его губы. Невзрачная, усталая. Он снял очки, кинул их на стол и медленно сказал:

- Мотив знакомый, песня старая. Смени пластинку. Она не гуляла.

- И именно поэтому она вышла замуж за отца своего ребенка. Ты знаешь, когда родилась их дочь? Последний дурак, не разбирающийся в биологии, способен будет посчитать! – выдала Валентина Павловна свой аргумент, мучивший ее всю ночь.

- Я понятия не имею, когда родилась Сонька! Меня в известность не поставили, уж прости. Более того, Логинов сообщил, что мое участие в жизни племянницы крайне нежелательно.

- Я тебя поставлю в известность. Может быть, ты сможешь, наконец, мыслить здраво. Эта девочка родилась третьего ноября! Третьего! Ты понимаешь?!

Его взгляд быстро метнулся к материному лицу. В груди заворочалось что-то малоприятное. Гаденькое, противное.

- Какого года? – тупо спросил он враз пересохшими губами.

- А как ты думаешь? Пока мы возвращали тебя к жизни в Мюнхене, они счастливо ждали пополнения в своей семье!

Илья сглотнул, чувствуя, как ком прокатывается вниз по горлу и застревает где-то под кадыком. «Тадеуш Ахатинский!» - провозгласила в его голове Соня. И он медленно закрыл глаза, понимая, что земля из-под ног уходит. Никогда в жизни еще он не чувствовал себя настолько беспомощным. Из черноты перед глазами чертовым образом всплывали даты и дни. Как страницы в газетах. Бесконечные заголовки. Черно-белые, цветные, яркие, бросающиеся в глаза.

Третье ноября.

Третье ноября, когда он пытался жить в Мюнхене.

- Она забеременела в феврале, - проговорил он с усилием, понимая, что это сейчас он сам посчитал – и не заметил, как и когда считал.

- Вот именно, – устало, совсем серо подтвердила мать.

- Она забеременела, когда мы жили с ней, мама.

- Ты, наконец, понял?

Он встал, отвернулся от нее, придвигая к себе графин с водой. Наполнил два стакана. Из одного отпил сам. Второй поднес Валентине Павловне и проговорил, пытаясь заглушить собственное сердце, гулко ухающее в груди:

- Я, наконец, понял.

- Илюшенька, - пробормотала мать. Стакан не взяла, смотрела ему в лицо. – Оставь ее, пусть живет, как знает. Без тебя. О ней есть кому позаботиться.

Он издал короткий смешок, отставил стакан и неожиданно грозно выдал:

- Ты, вроде, умная женщина, мама. Могла бы хоть немного подумать. Все, мне пора.